Линия фронта

— Да. Поедешь с Журковым по второму маршруту. — Бойко провел пальцем по жирной коричневой линии, пробитой через оба листа. Маршрут тянулся километров на тридцать.

— Еще клешня?

— Вроде бы… — нехотя ответил Бойко.

— И оттуда жмет, и отсюда… Длинные у фрица руки…

— Обрубим!

Евгений смолчал. Однако Бойко почувствовал его настроение. На какой-то миг он задержал взгляд на разрытой дороге, отметил, как ловко орудует блестящей лопатой Наумов.

— Э, друг мой… Так замуж не выходят. — Бойко осекся и прикрыл глаза, в долю секунды перед ним мелькнуло лицо Симы, заслонилось толпой бредущих по дороге беженцев… Он с горечью подумал, что ничего не знает об участи жены, не знает даже, успела ли она выбраться из приграничного города. — Раскис ты, Женя.

— Я ничего…

— Вижу, какое «ничего»! Резерв — значит, ударим! Ударим, не сомневайся!

3

Рекогносцировка маршрута заняла все светлое время, и только к вечеру Евгений и начальник разведки вернулись в полк. Картина тут за день изменилась: зеленая лесная опушка, насколько хватал глаз, темнела завалами. Кряжистые дубы лежали впереплет с ясенем и березой, и лишь изредка торчала нетронутая акация. У самой дороги стояла обкиданная завязью дикая груша. Евгений сполз с седла, сбил носком белую шляпку поганки и едва удержался на затекших ногах. Нагнул ветку груши.

— Заходи, — пригласил его Журков.

Собственно, Евгений искал случая заглянуть к разведчикам, надеясь повидать Аню, и вот, приглашение.

— А… сапер-водичка! — встретили его старые знакомые.

Шалаш разведчиков напоминал курень: стены и крыша были связаны из ветвей и не спасали ни от дождя, ни даже от мошки. Вверху светили приткнутые три или четыре карманных фонаря.

У разведчиков шел инструктаж. Евгений хотел уйти, но его остановили.

— Кончили. Зачем пришел? — раздался голос Кузьмы.

— Для взаимодействия… — нашелся Евгений, пристально разглядывая сидящих. В дальнем конце среди бойцов заметил Анечку и еще девушку-радистку. У Евгения екнуло сердце. Но он тут же перевел глаза на Кузьмина, который с недавнего времени тоже командовал взводом и получил старшинское звание. Никаких, правда, военных школ он не кончал, но природная сметка и житейский опыт с лихвой выручали его.

— Добро! С нами не пропадешь, садись. — Кузьма схватил Евгения за гимнастерку и потянул.

Рыжий Кузьма по-прежнему оставался лихим лазутчиком, без него не обходилось ни одно серьезное задание. Однако при отходе с плацдарма его зацепила пуля, и он почти неделю отлеживался. Он и нынче еще прихрамывал, пребывал на правах раненого — без ремня — и томился от скуки. Приход свежего человека был для него как нельзя кстати.

Кузьма с ходу начал что-то рассказывать, явно смешивая быль с небылицами. К ним придвинулось с десяток разведчиков. Грубовато потеснив Евгения, рядом уселась Анечка. Евгений сквозь гимнастерку ощутил ее тепло.

— Чем же вас потешить? — разошелся Кузьма, задорно глядя на смеющиеся лица товарищей, и вдруг предложил: — Сыграем?

Евгений с удивлением уставился на карты, и Кузьма небрежно проронил:

— Трофейные, понимаешь…

История с картами в кругу своих была давно известна, потому что Кузьме тут же подыграли:

— Проясни, Иваныч!

— Чего прояснять? Заскочил я в блиндаж, а там офицер… Хороший такой, чистокровный. «Хенде хох!» — кричу.

— А он?

— За пистолет! — Кузьма поглядел на свет червонного короля.

— А вы?

— Кляп ему в рот, хватаю сумку…

— А он?

— Карты, говорит.

— Как же говорит — с кляпом?

— Цыц!.. Лейтенант Журков потом пенял: карты, да не те…

Так ли было, не так ли — к Кузьме не придирались. Бойцы благосклонно слушали «треп», тем более что в деле Кузьма действительно был храбрым и находчивым.

Сдали в подкидного: Евгений с Кузьмой — против девчонок. Но игра скоро надоела, девчонки стали озоровать. Евгений видел, как Анечка припрятала карту.

— Детская игра, — заметил он. — Мне пора.

На дворе совсем стемнело. Пройдя шагов десять, Евгений услышал, что его догоняют. Это была Аня.

— Ну, здравствуй. — Аня взяла его под руку.

Они шли по лесу. «Вот ведь как бывает. Я ее в детстве и не примечал вроде, а она запомнила. Больше, говорит, никого из дворовых ребят не помню, а тебя очень даже хорошо помню…»

Потом они зашли в дом, где располагался Евгений, и долго сидели. Аня что-то говорила ему, и голос у нее был ласковый, но Евгений улавливал лишь ее теплое дыхание и уже не слышал и не понимал слов.

— Видишь, какая я?.. Я, милый, два года с геологами в экспедиции… Потом в Киев вернулась, дуреха. С искусством захотелось на «ты».

— Артисткой?

— Погорелого театра… Попался на пути баламут. Художник, в общем. Тары-бары-растабары… Красивая, мол, стройная… И стала я натурщицей.

— Так просто? — вырвалось у Евгения.

— Вроде любила, замуж хотела, да его родители воспротивились… В общем, вот какая артистка.