Перед вечером саперы неожиданно вышли к одному из полевых аэродромов — на карте он не значился. Солнце еще не село, в небе рождались белесые облачка, но, поиграв в лучах, бесследно растворялись. Так же загадочно, будто из ничего, возникли в синеве краснозвездные самолеты — это были штурмовики. Они шумно зашли на вражеский аэродром и стали обрабатывать посадочное поле, капониры с «мессершмиттами», склады и мастерские. Навстречу им взвились три машины. Широкие темнокрылые штурмовики размеренно продолжали свою работу, а над ними вспыхнул уже воздушный бой. Пара «ястребков» из прикрытия вертелась на втором ярусе, отгоняя наседавших немцев. Желтые и тонкие, как осы, «мессершмитты» раз за разом ввинчивались в небо, уводили за собой пару прикрытия, закручивали карусель и, вдруг оторвавшись, пикировали на штурмовиков. В отсветах заходящего солнца самолеты отливали серебром, их фонари и плоскости слепили глаза. Позадирав головы и щурясь, саперы застыли на дальней от аэродрома опушке леса. Помочь своим они не могли, но и уйти не решались.
— Может, достанем из автоматов? — спросил Наумов, но Евгений отрицательно мотнул головой: бить на таком расстоянии было безрассудно.
Скоротечный воздушный бой горел всего несколько минут, но его напряжение, истошный вой моторов и слитные строчки пулеметов растягивали минуты в часы.
— Чертова музыка! — не выдержал Янкин.
Ему никто не ответил. От завывания моторов закладывало уши. Казалось, кто-то в небе дзинькал по натянутой, тугой струне. Евгений подвигал челюстями, но звон не проходил. С опушки было видно, как загорелся в капонире подраненный бомбой, не успевший подняться «мессер». Другой вырулил из соседнего укрытия, но взлететь не пытался; у него было подбито шасси, он припал на один бок и по циркулю кружил возле горящего собрата.
— Как петух, — проронил Янкин.
За складскими крышами отчетливо залопотала зенитка. Пушечка обдала штурмовики белыми хлопьями и замолкла, но ведущий качнул продырявленным крылом, нырнул на посадку. Саперы провожали глазами дымящий самолет, который протянул метров триста, за аэродромную проволоку, и покатил по жнивью. Черные фигурки на аэродроме замахали руками, человек пять немцев устремились в сторону штурмовика. Подбитый летчик перекинулся из кабины на плоскость, соскочил на землю и побежал. В спешке он не снял парашют, бежал тяжело, падая на руки, поднимаясь и вновь падая.
— Ранен, хана… — выдавил Янкин.
— Не каркай, — оборвал его Наумов и повернулся к Евгению.
Евгений чувствовал взгляд сержанта, понимал, чего тот хочет, и сам был такого же мнения: нужно выручать.
Немцы не слишком торопились: летчику некуда деться в открытом поле, до леса почти километр, и летчик ранен. Они и не стреляли.
Евгений быстро прикинул: если податься по заросшей саженным бурьяном меже, дальше перебежками до валунов — можно отсечь немцев огнем, а тем часом двое метнутся через ложок, подхватят летчика и — назад, к опушке… Он коротко отдал приказ.
Саперы цепочкой тронулись вдоль межи. Их никто не видел и не мог видеть, все были отвлечены штурмовкой, боем и севшим самолетом.
Летчик волочил ногу. Наконец он присел и сбросил парашют. Он, безусловно, заметил погоню, потому что вынул пистолет. С пистолетом в руке он несколько шагов пропрыгал на одной ноге и опять заковылял на двух: бежать он уже не мог. Немцы что-то горланили, но он не оборачивался. Расстояние между ним и погоней сокращалось. Но Евгений решил не тревожить немцев до времени, дать им оторваться от аэродрома.
Поначалу летчик уходил наискось от саперов, он не мог их видеть и сгоряча порол куда попало — лишь бы подальше от аэродрома, но потом сориентировался и повернул к ближней опушке.
Саперы уже не следили за воздухом, не видели, как «мессершмитт» прочертил над лесом дымную дугу и упал. Все их внимание сосредоточилось на летчике. Тот мучительно переставлял ноги, ему с трудом давался каждый шаг.
Евгений крался впереди, и чем ближе был к летчику, тем болезненней воспринимал каждый его шаг; казалось, он уже различал кровяное пятно на комбинезоне раненого, даже видел на его лице страдальческие морщины.
Летчик который раз ложился и метил из пистолета, но не стрелял: расстояние до преследователей было еще велико. Отдохнув с минуту, он поднимался и ковылял дальше. Погоня топала с ленцой, троица немцев из аэродромной команды не сомневалась, что русский у них в руках, и не спешила под пули. Аэродромщики не видели саперов, шли в полный рост, открыто и свободно. Евгений, пригибаясь, добрался со своими до конца межи, но перебегать к валунам не стал, положил саперов: преследователи сами накатывались на засаду.