Линия фронта

— Ты на гармошке часом не любитель? — задорил его Наумов.

— На патефоне. А чё? Бывало… — заговорил Янкин и вдруг примолк, Евгений припомнил давнишний рассказ Янкина о танцульках, с женой на пару, под патефон и понял нынешние сомнения изувеченного солдата…

Некоторое время саперы работали молча, потом Наумов, обжимая запальные трубки, опять начал:

— Недуманно-негаданно… — Он неопределенно улыбнулся и неожиданно для всех стал вспоминать, как учился после Днепрогэса, как попал в киномеханики и ездил с передвижкой, как работал на тракторе, осел в колхозе, взял жену, построил дом; но вот его места под немцем, сгорел дом, и где жена — неведомо…

Евгений по старой привычке не вмешивался в разговор. Не хотелось думать и о предстоящем задании, которое почему-то казалось уже как бы выполненным и лишь отзывалось неспокойным звоном в висках. Этот звон тревожил и, как ни странно, снимал напряжение, давал разрядку нервам.

Время перевалило за полночь, пора было выступать, и Евгений дал команду. Первой тронулась штурмовая группа, ее задача — снять патрульных. Евгений с подрывниками переждал и тоже двинулся к насыпи. Через несколько минут на полотне бахнуло: убрать охрану бесшумно не удалось.

Саперы принялись спешно минировать. Заряды на рельсах заложили быстро, но в трубе вышла заминка, заготовленные в лесу козелки для крепления заряда плохо подгонялись к бетонному своду. Евгений торопил Наумова, отсчитывал на часах секунды и наблюдал, как разливался в небе отсвет. Над насыпью зарозовело, со стороны леса наплывала малиновая тучка… Наконец из дыры показались ноги Наумова, и уже по тому, как уверенно пятился сержант, Евгений понял, что все кончено; он резко махнул рукой и тут же увидел возле присевших на насыпи саперов струйку дыма.

— Отходи-и! — скомандовал он.

Он слышал, как шипел бикфордов шнур, и одновременно поймал цокот дрезины. Немцы с дрезины открыли беспорядочную пальбу, а навстречу уже пыхтел паровоз с составом.

Предотвратить катастрофу было немыслимо, дрезина и состав быстро сближались. Евгений услышал Наумова и потрусил на голос. Что-то тяжелое давило его, воздух будто сжимался, за спиной пыхнул огонь, раздался гром. На насыпи заскрежетало железо. Громадная тяжесть ударила по земле, и над лесом покатилось густое эхо.

В километре от железной дороги саперы наткнулись на партизанский стан. Когда Евгения привели в штаб, он глазам не поверил: на пеньке сидел Бойко.

— Здравствуй, — сказал Бойко и, встав, протянул здоровую руку. Евгений обнял его. И будто не стояли между ними годы, будто вчера шагали они вместе по дорогам сорок первого, дышали пылью и гарью…

Евгений видел, как подрагивали губы у сдержанного, не склонного к сантиментам Бойко. Они присели под деревом. Было утро, красноватое солнце еще путалось в гущине, но по всей поляне и на стволах сосен уже лежал теплый отблеск. Бойко поелозил ладонью возле себя, набрал сухих иголок, растер, и от этого в безветрии сгустился смоляной дух; Евгений сидел молча, не шевелясь, ему не верилось, что он на фронте, что лес этот фронтовой и поблизости — на перерезанной линии — беснуются немцы.

— Твоя работа? — спросил Бойко.

— Моя.

Евгений сбивчиво, с пятого на десятое, рассказал о себе, хотя его не покидало ощущение, что Бойко не слушал его; во всяком случае, вид у Бойко был отрешенный. Да, война наложила на него свою печать, лицо стало сухое, покрылось морщинами, которых в прежние годы Евгений не примечал. «Но что же еще изменилось в нем?» — подумал он и спросил:

— Нашлась жена?

— Как я тебе рад… Устал…

Бойко второй, раз за эти минуты глянул на него, и Евгений решил, что тот едва ли слышал его вопрос — так далек был его взгляд от всего сиюминутного. И Евгений пожалел, что спросил о жене.

После встречи с Бойко и небольшого отдыха Евгений повел своих подрывников дальше.

Они шли по мелколесью. Полдневное солнце припекало, болотная испарина обволакивала мокрые спины, вязала расслабленные мышцы. Евгению казалось, что у него даже язык набух и ворочался непослушно, словно чужой.

Из задумчивости вывел его Янкин.

— Печалитесь вы, Евген Викентьич.

— Почему же?..

— Потому — растравило. Я сам как глянул на Бойко, так и надорвалось… — Янкин помолчал, вслед за Евгением обогнул еловый островок. — Постарел комиссар…

— Да, встреча… — почти машинально произнес Евгений.