– Как медик в зонах конфликтов – да. А когда приедет моя дочь… – Она сделала паузу и уточнила: – Наоми, то не вернусь. Возможно, позже смогу работать врачом здесь, на Майорке, или в какой-то другой неправительственной организации, у которой стабильные проекты. Неважно где, в любой точке мира. А пока что, – она искренне улыбнулась, – мне комфортно быть пекаршей, и я зарабатываю достаточно.
– И как же ты собираешься продолжать, когда ее получишь?
– Пекарня внизу, на первом этаже… Девочка сможет быть со мной круглосуточно. Пока не начнет ходить в школу.
– Одинокое материнство – трудное дело. Твои родители способны тебе помочь?
– Мои родители умерли.
«Хочешь выведать подробности, Марта? Ладно, принимаю вызов».
– Мой отец умер, когда мне было семнадцать лет, в результате несчастного случая на лодке. Мне жилось очень трудно. Тогда я училась в Соединенных Штатах и в том же году должна была вернуться, чтобы продолжить здесь изучение медицины. Но когда отец умер, я выполнила его волю: стала изучать медицину в лучшем американском университете, где получила стипендию. Там я и оставалась. А мама моя умерла через пять лет от рака.
– Как складывались твои отношения с родителями?
– Я была очень близка с отцом, но с матерью у меня были немного более сложные отношения.
Помощница приняла это к сведению.
– А почему с ней было труднее?
«Начни врать, Марина. Не давай этой даме то, чего она от тебя ждет. У нее есть справка о твоей несудимости, отчет о доходах, ей известны все твои активы и деньги на банковском счете. И даже предыдущее психологическое заключение; она знает группу твоей крови и всю историю болезней… Ты станешь замечательной матерью. Впрочем, ты не любила свою мать, а она недолюбливала тебя. Однако сие некорректно политически, поэтому лги».
– Да, отношения с мамой складывались труднее, чем с отцом, но мы же любили друг друга, даже очень. Я уверена, что вы тоже сильно любите своих матерей, но женские гормоны, знаете ли, – подмигнула она.
Обе «судьи» не скрыли улыбку. Действительно, ссоры с матерью – классика взаимоотношений.
– Так, значит, у тебя никого нет, – продолжила Марта.
– Только сестра и племянница.
Помощница зафиксировала и это. Марина не стала упоминать о болезни сестры и заверила, что та всегда придет ей на помощь.
– Марина, – психолог отвела взгляд, – чувствуешь ли ты, что становишься старше?
– Нет, – уверенно ответила она женщине, которую начинала тихо ненавидеть.
– Не кажется ли тебе, что ты пытаешься заполнить пустоту с помощью появления у тебя маленькой девочки? Ты и вправду не боишься состариться в одиночестве?
Марина пристально взглянула на психолога. К чему такие вопросы? Ведь Марина распахнула в своем сердце новое пространство, чтобы подарить любовь малышке, которая нуждалась в материнской ласке. Разве вторжение посторонних в личную жизнь столь уж необходимо?
– Скажи-ка мне, Марина, – настаивала Марта, – боишься ли ты состариться одна?
– Нет, Марта. Меня не пугает одиночество. Я была одинокой с четырнадцати лет. Вероятно, в том возрасте я боялась жить так далеко от родного острова, но теперь, в сорок шесть, могу тебя успокоить, совсем не боюсь. – Она выдержала паузу. – Честно говоря, опасаюсь лишь одного. Мне известно, что в семи тысячах километров отсюда живет девчушка, которая меня ждет. Дни, месяцы проходят, и она становится все печальнее. Рана, нанесенная ей заброшенностью, ширится и углубляется… Вот мой единственный страх.
«Судьи» строчили свои бумаги, почти не глядя на испытуемую перед ними, которая показалась им самой добросовестной из всех, с кем довелось проводить собеседования за годы работы в Институте социальных дел.
– Надо осмотреть твой дом. Будь добра, можешь нам показать?
Сначала Марина продемонстрировала им будущую спальню Наоми. Парикмахерша пожертвовала колыбельку, так как ее последний ребенок уже спал в кровати. На вкус Марины, колыбель была дрянной, и она обтянула ее яркой африканской тканью.
Они поднялись в спальню Марины. Чиновницы окинули взглядом помещение. Марта подошла к тумбочке и взяла фотографию Матиаса, Наоми и Марины, сделанную Калебом.
– Это и есть Наоми?
– Да, – с улыбкой ответила Марина.
– А кто этот юноша, который держит ее на руках?
– Мой партнер… мой парень. Приедет через месяц.
Марина проводила их до улицы. Убедилась, что они идут по дороге в сторону улицы Роса, и закрыла за собой дверь. Оперлась о нее и фыркнула, сбрасывая напряженность последнего интервью. Через месяц она должна получить свидетельство о пригодности, которое откроет ей врата к материнству.