Лимб

Я обернулся — туманные стены сомкнулись, отрезав нам путь к отступлению. Хлоя шагнула к кровати. Неужели это приходит к ней с каждым сном? Я шагнул назад, в чёрный туман…

* * *

…и оказался в оранжевой «индийской» комнате. Моя приятельница всё ещё лежала без сознания, изредка вздрагивая со стоном испорченного инструмента.

Чтобы скоротать время до выздоровления Хлои, я принялся шарить по шкафам. Здесь был телик, был DVD, значит, где-то отыщутся и диски. Они и впрямь вскоре нашлись — стопка пыльных коробков за диваном, а вместе с ними и пульт.

Но вот что странно: ни на одном коробке не было аннотации, все они оказались без единой буквы. Не было и названий на самих дисках.

Я взял первый диск и воткнул в DVD. Привод загудел, и я застыл в томительном ожидании. Обрадуюсь даже рождественской комедии про семейные ценности, честное слово.

На экране появилась рука, она сжимала бумажную куклу с грубо намалёванным лицом. Рука двигала куклу туда-сюда перед камерой; потом камера двинулась — оператор пошёл по весенней грязной улице, а рука всё так же водила куклой.

Я развёл внутренний спор сам с собой — смотрю ли я бред сумасшедшего или артхаус, который ещё меня удивит, когда камера резко повернулась к земле. Кукла упала в грязь.

Рука подняла бумажного человечка, и голос за кадром сказал:

— Кукла грязная. Её не отстирать. Нет-нет, не отстирать.

Камера двинулась к мусорным бакам.

— Дети, мусору место на свалке! Не надо копить мусор!

Перед камерой появился тетрадный листок с корявыми, будто написанными ребёнком буквами «К О Н Е Ц».

— Да уж, — сказал я. — Намёк понят. Но хрен вам! Мы — не мусор.

— Вы думаете, это о вас? Зачем вы всё проецируете на себя? — спросил Доктор. — Слишком высокого о себе мнения?

— А что, вы хотите сказать, я хуже мусора?

— Я этого не говорил.

— Какой вы демагог.

— Это скорее про вашу спутницу. Она ваш балласт. Признаюсь, закопать её части в разных концах города — не такая уж плохая идея.

— Да молчи, демон подъездный, — отозвался я. Почему я сказал именно «подъездный»? — Одна агитирует дом поджечь, другой — девку расчленить…

— Я лишь повторяю вашу идею. Или она не ваша?

— Кто знает, может, это вы мне её внушили. Я ж положительный тип. Ну, не без греха, но не маньяк же.

— То есть, всех тех людей при жизни убили не вы?

— Нет. Я бы не смог. Я даже Хлое мщу и то максимум словами.

Доктор молча зааплодировал.

— Люблю, когда люди трезво оценивают свои возможности.

Я аж подскочил.

— Так это правда? У меня не было никаких провалов в памяти и… я никого не убил?

— Не знаю, — пожал плечами Доктор.

Я махнул на него рукой и воткнул второй диск. Посмотрим, что за фильмы ещё сняла «Шиза Пикчерз».

В пустой комнате на стуле сидел парень в одних трусах, верхняя часть его лица была закрыта картонной маской. Подле него стоял шипящий чайник. Вот раздался щелчок — вода вскипела.

Актёр взял чайник, занёс его над головой и наклонил. Струя кипятка полилась ему макушку. Парень вздрогнул, растянул губы в неестественной улыбке и проскандировал:

— Я! Буду! Улыбаться!

Так он поливал себя дальше с лыбой на устах, время от времени вскрикивая «Я! Буду! Улыбаться!!!» Кожа на его лице, плечах и груди покраснела там, где текла вода, но он продолжал вопить свои речёвки.

Я выключил фильм. Этот точно про меня; я же «улыбался» всю жизнь — в лицемерном смысле. Ну, пока не сошёл с ума. А поскольку я с того времени бросил «улыбаться», то фильм запоздал.

— Жаль, что запоздал, — проронил Доктор.

— Лучше актёрскую игру пожалейте, — небрежно откликнулся я. — Такой бездарной я ещё не видел.

— В таком случае, следующий фильм вам понравится. Там самые искренние чувства.

Я воткнул третий диск, мысленно спрашивая, зачем надо было записывать такие короткие ролики на отдельные диски, когда все они без проблем поместились бы на одном.

Теперь передо мной появилась до боли знакомая комната. У меня аж сердце сжалось.

На разобранной софе сидели мать и сын. В молчании последнего — больше эмоции, чем у самого лучшего актёра де-ля-Виль.

— И чтобы я больше её рядом с тобой не видела! — выговаривала мать. — И не вздумай скрывать, я всё равно узнаю… на меня смотри, когда я с тобой разговариваю! Если я увижу, что между вами меньше десяти метров, если мне хоть кто-то скажет, что видел вас вместе, или я узнаю, что вы перезваниваетесь-переписываетесь…

Она поднялась с софы, одёрнула свой махровый халат, подошла к шкафу и похлопала по его дверце. Я знал, что там. Сейф с ружьём. Отец этой женщины давно не охотился, а ружьё так и хранилось у дочери дома.

— …то я дождусь, пока эта шлюха пойдёт мимо наших окон, а ведь она тут часто ходит… И застрелю её. Рука не дрогнет!

— Прости, пожалуйста, — проговорил сын.

— Чего мне с твоих «прости»? Ты вогнал меня в гроб! Собственную мать — в гроб! Мне с сердцем плохо от мысли, что ты связался с какой-то шалавой…

«Шалавой» была девчонка с того же курса, на котором учился сын. И если бы у неё можно было замерить уровень развязности, градусник бы показал число в разы ниже, чем среднее по городу.