Лимб

Сомний (торжественно).

Повержен аспид ядовитый!
Оставил лужу кислоты.
Но где мы? Стены где и башни?
Где лес, загоны и поля?
Неужто правда оказались
Мы в мире серой пустоты?
Угробил змея-негодяя,
Но люд спасти я не успел…

Члены свиты поднимаются.

Свита.

Где ж посланник благословенный, что указал нам дорогу?

Сомний.

Он мёртв. Казнён за грех.

Свита.

Какие, право, неумные слова. Как славно, что мы отныне не в вашем замке, и прислуживать глупцу нам более не надобно.

Каждый член свиты бросает в Сомния яйцо из-за пазухи. Тот пытается закрыться. Дворяне оставляют Сомния одного и уходят за сцену, восклицая: «Посланник! Посланник!»

Сомний воздевает руки к небу.

Занавес.

* * *

Я аж расчувствовался, пока писал: будто заново всё прожил. Какой я герой! Жаль, те люди, что будут проверять мою работу, не знают, что моя история — чистая правда. Кроме сказочных декораций, конечно. Ну и Мессия-Регулюм, по правде говоря, в итоге умер не от моей руки, а был низвержен внешней силой. Приукрашивание, разумеется, оправдано. С ним больше драмы и интереса.

Теперь надо отправить эту пьеску в приёмную комиссию. Сейчас как раз царило то самое лето, когда я ошибочно поступил учиться в цитадель зауми и уныния. Что ж, сегодняшняя дата позволяет мне забрать оттуда документы и передать их в другую цитадель — фантазии и счастья.

Ур-ра! Будь славен тот временной коллапс, что забросил меня в правильный день! Я превращу его в ежегодный праздник с отпадной вечеринкой и реками шампанского! Хотя… не стоит мне снова начинать пить. Поправка: с речушками шампанского.

А когда мне позвонит тот тип, будущий сектантский лидер, я сразу пошлю его на хер.

Я не встречусь с ним. Не стану ему помогать. Он не соберёт свою секту и не устроит нам перенос в долбанное Чистилище, где мы все застрянем.

Я буду счастлив на работе по призванию, я найду правильные слова для матери и других женщин, что мне встречались, я не стану убийцей… Я сам буду жив.

Внутри меня будто пошёл дождь, такой тихий и славный. То плакала моя душа — от того, что всё наконец-то будет хорошо.

Глава 5

Снова темнота. И смех — злорадный, мерзкий. Так смеются не вместе с кем-то, а над кем-то. Сваи, на которых возвышалось моё счастье, покрылись сетью глубоких трещин и рухнули, погребая меня под завалом.

* * *

— «Речушки шампанского»? Ха-ха-ха! Ну вы даёте!

Всё это было ложью, декорацией. Вот в чём была суть «пытки» — подарить мне крепкую надежду, а потом обобрать, оставить у разбитого корыта. Это было больнее любого домашнего скандала.

— За что? — только и мог сказать я. Бесцветно и слабо. У меня не нашлось сил подняться на ноги.

— Боль за боль.

Не нашлось сил его ненавидеть.

— Несоразмерное наказание.

— Выбили глаз — вырви врагу два, выбили зуб — сломай всю челюсть, — отозвался самодовольный Док.

Не нашлось сил даже возразить.

— Демон, — проговорил я.

— Ц!

Вскоре, устав смеяться, он ушёл. Не имея поводов подозревать его в тактичности, я предположил, что Доктор отправился в своим потусторонним друзьям рассказывать, как ловко он разыграл тупого смертного.

* * *

Сектантики обсуждали слова Хлои. Как и предсказывал Доктор, та поведала своим братьям и сёстрам по культу, что где-то поблизости есть проход на бренную Землю. Я качался в кресле и пассивно слушал.

— Наконец-то я поговорю с Ксавье!

— Хлоя ж сказала, с живыми никак не пообщаться!

— Но она смогла повлиять на докторицу! Найду и я способ!

— Ага, будешь книжки со стеллажа выкидывать в шифрованном порядке, как в том фильме?

— Свяжусь через доску с буквами. Так обычно с призраками и общаются.

— И как ты заставишь Ксавье взять доску?

— Я… ну…

— Будет стучать по всему дому, чтобы люди поняли — здесь полтергейст, — вмешался в тот разговор кто-то третий. — Кто-нибудь да сообразит насчёт доски.

— Вот именно! О… О! Теперь я поняла, откуда берётся полтергейст!

Они загалдели, радуясь, что нашли «подтверждение» для теории Хлои. А я даже и не знал, как сорвать с их глаз пелену. И, кажется, не так уж сильно того хотел. Эти трое так лучились — а тут ввалился бы я со своей мрачной правдой. Я не хотел причинять им боль, которую только что испытал сам. Пусть живут надеждой.

— Пойду поищу её, а то куда идти-то, в какой дом — непонятно, — сказала девушка, страдавшая по Ксавье, и ушла.

За окном разошёлся пеплопад. Лучше бы настоящий снег — я б тогда представил, что скоро Рождество… Праздник принёс бы мне хоть какое-то облегчение.

— Анна, — позвал я девушку, когда та проходила мимо.

— Да?

Я громко и тяжко вздохнул, чтобы она поняла — я дёргаю её не по пустяку. Взгляд её стал озабоченным, когда она хорошенько меня рассмотрела.