— Но вы её сюда привели, а потом ещё мне подыграли. А могли сказать: «Хлоя, это всё ненастоящее!»
— Напомните, почему я к вам прихожу? — спросил я. — Всё время забываю причину.
— Вам нравится общаться с себе подобным.
— Но…
— Вот ваши профессии — дизайнер, агент-продажник — это ж всё наносное. А мечтали вы стать кем? Правильно, драматургом. Вот я исполнил вашу мечту, устроил театр, дал побыть актёром, что сам себе сценарист и режиссёр, а вы? Вы отплатили мне благодарностью?
— Тоже попытка надавить на чувство вины? Но я не Хлоя, мной не сыграть, — отозвался я, подавив порыв встрепенуться и начать защищаться.
— Вот видите, вы понимаете скрытый мотив, — продолжил Доктор уже без надрыва. — Знаете, в чём причина? Вам привычно не только находиться на сцене театра, но и в той комнате, где пишутся сценарии. Вы сами написали для своей жизни роль «всеобщего друга», рубахи-парня, который каждый день с кем-то знакомился или ехал заключать контракты — хотя вашу истинную суть оттого тошнило. Все остальные тоже играли роли — но написанные учителями, родителями, обществом…
— И что из этого следует? — насторожился я. Не нравилась мне эта попытка копаться у меня в мозгах.
— Конечно, из того не следовало, что вы кукловод. Вы могли ограничиться только собственными нитками. Но я видел, как вы приходили к своим новым соседям, то бишь сектантам, пытались их спровоцировать, а потом разыгрывали невинную овечку — не один раз.
— Вы что, следите за мной?
— …И я сделал вывод: да, это и вправду кукловод! Если не профи, то как минимум матёрый любитель. Ваш главный конфликт, кстати, в том, что вы сами оказались чужой куклой — того человека, о котором рассказывали. Потому вы его так ненавидите.
— И причём тут вы?
— При том, что вы видите во мне вершину, к которой можно стремиться — кукловода более высокого уровня. Но вместе с тем я сам будто бы даю собой сыграть, когда вы пафосно уходите и обещаете не возвращаться.
— Прекрасная теория, но неверная, — сказал я, еле успевая переваривать услышанное. — Если других у вас нет, то давайте вернёмся к Хлое.
— Зачем? — всплеснул руками Доктор. — Ради кого вы играете в хорошего мальчика? Тут все свои. Я знаю, что вам её судьба безразлична.
— Нет.
— Да.
— Нет.
Мы сыграли в гляделки. Мешки со зреющими душами были безмолвными судьями в нашем противостоянии.
— Если нет, то пойдите и расскажите ей, что вся эта сцена — лишь шутка, — сказал Доктор, не выдержав.
— Она мне не поверит.
— А вы перескажите ей разговор врачей про мазь да коленки. Поверит.
— То есть, идея была ваша, а расхлёбывать мне?
— С меня-то спрос маленький, я потусторонняя тварь, для меня нормально быть гадом. А вы Хомо Моралис.
Я толкнул ногой кресло, в котором он сидел. А ведь мог бы и под чашечку, как Хлоя!
— Уже прямо как у себя дома, — заметил Доктор. — Помните первый свой визит? Пришли, тряслись, чуть ли не заикались…
— Понял, с кем имею дело, вот и всё.
— Ну и с кем же?
— А не скажу!
— Сам прочитаю в ваших мыслях.
— Вот и читайте.
Увидев Доктора впервые, я решил, что это какое-то древнее божество вроде Кали. Но если даже Кали была отголоском моих воспоминаний, то статичный и независящий от моего воображения Доктор являлся кем-то попроще. Мелкая чистилищная сошка, которой невообразимо одиноко. Как это существо точно называлось в мировой культуре, я не знал. Демон, бес, какая разница? Ярлык не имеет значения.
— В вашем языке и правда нет такого слова, — отозвался Доктор со смешком. — Демоном меня не оскорбляйте. Если дословно, я «тот, кто создаёт плотное».
— Демиург? — ткнул я пальцем в небо, не совсем хорошо помня значение слова.
— Если бы! Мастер, ремесленник… и да, творец. Но творец плотного, а не бесплотного.
— Душа разве плотная?
— В этом измерении да.
— А кто вас создал?
— Расскажу в обмен на часть Истории, — хитро сощурился Доктор.
Вы, значит, коллега того человека. Он тоже был творец плотного, то бишь скульптор. А какой смысл в скульптурах, если их не видит публика? Они ж для людей делаются!
Я устроил выставку. Вход был платный и, барабанная дробь, никто не пришёл, кроме одной раздражающей девки.
Я понимал глубину фиаско ещё за неделю до нашего дебюта… Потому что я видел его уродливые статуи, от вида которых хотелось убежать к себе в комнату и спрятать голову под подушкой.
Одна из статуй была на флаере и на рекламке в Фэ Бэ. Я б сам на такую выставку не пошёл, что уж говорить о других. Вы знаете, раньше для меня это была как линейка, на которой он болтался меж двумя полюсами — гений и безумец. Теперь линейка превратилась в треугольник — иногда, будучи на третьей точке, я подумывал: а что, если он в принципе никакой не скульптор, и лепит как умеет?
Ведь если я сам, никогда не держа глину в руках, вдруг взялся творить, у меня вышло бы примерно то же самое… Но всё равно не такое мерзкое и дисгармоничное.