Life Goes On

— Я получу достаточно денег, не волнуйся. Время от времени к моей зарплате будут прибавляться премии. Наши финансовые проблемы позади.

— Господи, кто этот благодетель? — спросила она.

Я надеялся, что она не вспомнит. — Парень по имени Моггерхэнгер. Но мне пора идти, иначе я опоздаю.

Я ждал, что она разозлится из-за моей глупости. — Если ты снова попадешь в тюрьму, нам конец. Ты это знаешь, не так ли?

— Брось, — засмеялся я. — Моггерхэнгер — английский лорд. Как он может совершить что-то преступное? Это уже не похоже на шестидесятые. Он реформированный персонаж. Мы все такие.

Нам нужно было добраться до вокзала, поэтому я взял наши стаканы (напиток в них почти не не был тронут) и последовал за Бриджит к двери.

— Сквайр! — взревел трактирщик. — Вы не можете взять с собой эти стаканы.

Я вылил пиво из обоих в решетку, а затем занес их обратно внутрь.

— Простите! — я громко захихикал от его ярости. – Немного рассеян в последнее время.

Быстро поцеловав Бриджит, я бросился к поезду.

Шестидесятилетний седобородый мужчина, стоявший передо мной, опорожнил свой кожаный кошелек на прилавок и отсортировывал свои монеты, чтобы решить, были ли они фальшивыми. Мне удалось попасть на поезд, запрыгнув в последний вагон.

Было бы неправдой сказать, что во время поездки в Лондон ничего не произошло. Такая ситуация немыслима, особенно потому, что Бриджит сдвинула дело с мертвой точки своим странным поведением в последние несколько недель. Но поскольку события в поезде не имели никакого отношения к последующим событиям, нет смысла рассказывать о них, факт заключается в том, что я вернулся в Илинг как раз за те сутки, которые отпустил мне Моггерхэнгер.

Я подумывал зайти к Блэскину, чтобы узнать, как поживает Билл Строу в своем убежище на чердаке, но, проснувшись так поздно после ночи домашней страсти с Бриджит, я решил, что это тяжело. Не то чтобы я беспокоился о нем. Ему придется постоять за себя, даже если он действительно умрет от голода.

Квартира над гаражом Моггерхэнгера была обставлена немногим лучше, чем голубятня Билла. На полу лежали простые деревянные доски, а стены были побелены. Если я хотел ополоснуть лицо, в одном углу были кран и раковина. Односпальная кровать, стул, небольшой столик и плита дополняли удобства. Для сна было два одеяла, но не было простыней. На проводе под потолком висела лампочка мощностью в сорок ватт, и, как я предполагал, электричество входило в мою зарплату.

Красно-бело-синий байкерский шлем с дыркой был задвинут максимально далеко в угол, как будто его туда пнули. Я выбрал книгу в мягкой обложке из кучи на полу и лег на кровать. Имя Кенни Дьюкса было написано карандашом на обложке. История — «Оргия в небе » Сидни Блада, казалось, была о банде пятилетних шестифутовых детей, совершающих ограбление склада с дракой, перестрелкой и сексом на каждой странице. Ближе к концу то одно, то другое происходило каждый второй абзац. Всякий раз, когда там говорилось что-то вроде: «Он ударил кулаком по его ухмыляющемуся лицу», Кенни подчеркивал это, как будто желая запомнить бессмертные слова. Большие отметки на полях подчеркивали случайные комментарии вроде: «Это хорошо!», так что с такими пометками книгу невозможно было читать, не подвергнувшись промыванию мозгов и в конечном итоге превратиться в точную копию Кенни Дьюкса, сорокалетнего скинхеда, исправившегося лишь наполовину. Честно говоря, я не знал, почему Моггерхэнгер оставил его, потому что человек с  ограниченным интеллектом должен был быть скорее обузой, чем активом.

Возможно, Кенни знал слишком много, и было бы неловко его убить, потому что он происходил из очень большой семьи и был родственником каждого бандита на юге Лондона. И все же Моггерхэнгер питал к нему некоторую привязанность, ценя его преданность и тупую жестокость. Все, что я знал, это то, что мне не нравился Кенни Дьюкс, а Кенни Дьюкс не любил меня, но, поскольку я считал себя по крайней мере на шесть ступенек выше его по социальной шкале, мне предстояло сохранить наши отношения если не на дружеском, то хотя бы на дипломатическом уровне.

Кто-то поднялся по лестнице, и Кенни Дьюкс вломился в комнату дверь.

— Поднимись с моей чертовой кровати, или я разобью твое лицо в кашу.

Его дородность и прямая осанка портились тем, что он был слегка сутул в плечах. В остальном я не думаю, что он был очень плохим человеком, за исключением того, что руки у него были слишком длинными. На самом деле это были самые длинные руки, которые я когда-либо видел у человека, которого еще можно было назвать человеком. И он мог — просто так. Он имел положительный угол наклона, так что в бою нужно было приближаться к нему как можно ближе, чтобы избежать их досягаемости.

Я оперся на левый локоть.

— Разве ты никогда не использовал длинные слова, такие как: «Я сотру твое лицо, чтобы твоя собственная мать не узнала тебя в Вулворте в субботу днем»?