Не знаю почему, но эти мысли пришлись по вкусу Бриджит, особенно то, что англичане плохи. Она протерла свои большие голубые глаза, и я остался сидеть среди обломков, а они с Марией пошли на кухню, чтобы приготовить что-нибудь поесть. Снаружи доносились крики совы, и время от времени на нашем переезде шумел двигатель какой-то машины. Я сидел, сознавая, что десять раз совершил неправильный поступок и что мое путешествие не получилось. Я бы вернулся в Лондон, но было уже слишком поздно. В Сохо дела, возможно, только начинают набирать обороты, но в здешнем краю после восьми часов вечера социальные блага цивилизации скатываются, как ковер, и убираются до следующего дня. Мне пришлось терпеть их безумный смех, пока я сидел в своей комнате и собирал чемодан, чтобы отнести его в свою квартиру в владениях Моггерхэнгеров. Бриджит не поверит, что я нашел работу.
Внизу не было видно ни чемоданов, ни битой посуды. Стол был накрыт для еды, закуски уже были разложены по тарелкам и мискам: бутылка голландского джина, пачка голландских сигар, коробка голландских шоколадных конфет и красный футбольный мяч голландского сыра. Я почти ожидал увидеть ветряную мельницу в соляном погребе, башню, полную редиса, и шляпу, из которой прорастают тюльпаны. Я знал Бриджит так долго, что прекрасная Голландия была у меня в крови почти так же, как и у нее.
Запах жареного мяса наводил на мысль, что она вытащила что-то из морозилки, как только вернулась. Я был самым счастливым человеком на свете, у которого была жена голландка, ненавидела она меня или нет, но как долго могла продолжаться эта безумная конфронтация, я понятия не имел. После еды всем чертовски захотелось спать и мы максимально использовали это время.
В таверне «Железнодорожная гостиница», расположенной через дорогу от вокзала, обслуживание было самым медленным из всех пабов в этом районе. Быстро выпить было тем невозможно, и если вы думаете, что можете забежать в железнодорожную гостиницу за пинтой пива и пирогом со свининой, прежде чем успеть на поезд, вы обязательно опоздаете.
Хитрый бездельник, владелец этого паба, должно быть, удвоил свою прибыль от недопитых напитков. Неудивительно, что он называл вас сквайром и поручил своей девяностолетней матери прислуживать за стойкой и мыть единственный стакан, который был у них для всех клиентов, в то время как сам смотрел в окно на приходящие и уходящие поезда с широкой улыбкой на жирном лице. Снаружи паба висела табличка с надписью «Быстрые обеды», но даже на то, чтобы получить у него бумажную тарелку с сыром и нарезанным чудо-хлебом потребовалось полчаса. Неудивительно, что он держал свиней в конце своего сада площадью десять акров. Их кормили жирными объедками, оставшимися от посетителей, и они производили свинину, имевшую вкус сырого лука. Он был известен в этом районе тем, что заставлял людей опаздывать на поезда из-за медленного обслуживания, однако паб все-таки был часто полон. Возможно, это было приметой времени, когда люди не возражали, если пропускали важную встречу в Лондоне. В Швейцарии его бы скинули с Маттерхорна.
Бриджит отвезла меня туда, чтобы я успел на полпервого. Она была в хорошем настроении после нашей ночи нежеланной страсти. Часто это бывало не так: оргазмы вызывали у нее зуд и нервозность, как при похмелье, но, возможно, сообщение о моей работе за завтраком, когда она вошла с тарелкой нарезанного сыра, смягчило ее утреннее настроение. Полагаю, что и у меня тоже, потому что после стольких лет совместной жизни наши настроения часто совпадали.
— Работа? — Шок был почти таким же сильным, как тот, который я испытал, когда она уехала в Голландию. — Что ты умеешь делать?
— Я шофер, — сказал я. — Я буду приходить домой только по выходным. Если только не буду по выходным работать. Тогда приду домой домой на неделе. Я буду приходить домой так часто, как смогу.
За последние несколько лет она стала человеком порядка. Ей нравилось жить по шаблону, знать, что происходит и когда именно. Неопределенность угнетала и раздражала ее, как и любого другого, поэтому тот факт, что она могла не знать, когда я приду, заставил ее пролить кофе на скатерть. Я успокоил ее, сказав, что никогда не вернусь домой, если предварительно не позвоню из Лондона.
— А на кого ты работаешь?
— Английский лорд, — я взял кусок ветчины. — Он будет платить двести пятьдесят фунтов в месяц. Теперь, когда мы нанимаем Марию, это будет очень полезно.
— Она у нас не работает.
В пабе я заказал две пинты, и мы сели за столик у окна.
— Почему нет? Она просто находка.
— Я позволю ей остаться только несколько дней. Вот и все.
— Ей нравится в Верхнем Мэйхеме. За завтраком она цвела, как нарцисс. В любом случае ты ей нравишься.
— Она мне нравится, но мы не можем себе позволить платить ей за работу, даже на твои двести пятьдесят фунтов в месяц.
Я мог бы разгневаться, но отхлебнул из банки эля и посмотрел на часы. До прибытия поезда оставалось десять минут, и мне нужно было купить билет.