Life Goes On

Затем я воспроизвел с псевдоамериканским акцентом из Сидни Блада: «В любом случае, если хочешь знать, где тесто, то под кроватью семьдесят пять тысяч булочек, вырезанных из газеты. Они передали нам дохлую утку, и нам нужно выбраться и найти их».

Он подошел близко, но узнал стиль.

— Это моя книга.

— Подойди ближе, солнышко.

Внутренний храповик моей правой руки потянулся назад. Я не мог бы продолжать читать вдохновляющую прозу Сидни Блада вечно, не действуя в соответствии с ней.

— Разве я не видел тебя где-нибудь раньше? — сказал он.

Я также завел пружины в ногах. За десять лет в Верхнем Мэйхеме я много поработал на станции и вокруг нее. Я помогал местным фермерам собирать урожай картофеля. Каждое утро я делал получасовые прыжки на месте с гантелями. Не будучи фанатиком, я верил в то, что мои шесть футов и одиннадцать фунтов должны сохранять гибкость и готовность к действию. Билл Строу был не единственным, кто развил свои физические способности. Что касается стрельбы, то из двенадцатого калибра я мог бы с ходу застрелить двух кроликов, ввиду чего я не собирался мириться ни с каким дерьмом от Кенни Дьюкса.

Я оторвался от кровати, как ракета, и его кулак пролетел мимо моего лица и так сильно ударил по подушке, что рама затряслась. Будучи тяжелым, он потерял равновесие, чем я воспользовался, схватив его за шею так, что он не мог пошевелиться. Он брыкался, но его ботинки не могли до меня дотянуться. Я всегда знал его как отважного труса, который не боялся выйти из-под своей скорлупы и превратиться в хулигана.

— Чего ты волнуешься? — спросил я. Но он тоже был не из тех, кто будет умолять меня отпустить его. Было ли это связано с упрямством или с хронической нехваткой словарного запаса, я не знал. — Мы не хотим кровопролития, не так ли? Не на таком раннем этапе наших отношений.

Он ахнул так, словно его грудь вот-вот лопнет.

— Я видел тебя раньше.

Я сильнее вжал его в полунельсон.

— Я Майкл Каллен. Мы встречались десять лет назад, помнишь?

Пока его компьютер на резинке обрабатывал эту информацию, я отпустил его и отпрыгнул, поставив себя в такое состояние защиты, что, вернувшись в вертикальное положение, он принял быстрое интуитивное решение не продолжать вражду, по крайней мере, на данный момент.

— Я тоже работаю на Моггерхэнгера, — сказал я, — так что, если возникнет какая-нибудь ссора, он уволит нас обоих. Ты знаешь это. А теперь отстань.

Его хитроумность, скрывавшая за собой размягченность мозга, на этот раз сослужила ему хорошую службу.

— Ты читал мою чертову книгу.

— Мне нужен был интеллектуальный стимул.

— И ты был на моей чертовой кровати.

— Я не могу читать стоя. А как только я начал, я не смог остановиться.

Он сел, успокоившись на мгновение. — Чертовски интересная?

— Лучшая книга, которую я когда-либо читал.

Он улыбнулся. — Да.

Я сел на кровать.

— Ты много читаешь.

— Каждую минуту, когда я не трахаю девок и не занимаюсь людьми, и не веду один из автомобилей лорда Моггерхэнгера с включенными сигнальными огнями.

Я достал фляжку с виски.

— Как насчет капли?

Он сделал глоток.

— Я не могу много пить, меня могут вызвать, — сказал он. — Мы все время на связи. Может быть и в четыре утра. Для лорда Клода не существует дня и ночи.

— А как насчет отпуска?

Смех заставил его выглядеть человеком.

— Когда ты умрешь, у тебя будет свободное время. Но теперь  у него есть ты, и он может отпустить меня домой на несколько дней.

– Ты был занят?

Его глаза сузились, возможно, от мысли, что я его качаю.

— Просто ищу кого-нибудь, кого можно ударить или пнуть.

— Для кого? Ты мог бы сказать мне? Думаю, рано или поздно мне тоже придется этим заняться.

— Босс говорит, а не я.

— Справедливо.

Я открыл чемодан и нашел «Возвращение туземца» Томаса Харди, которое дочитал в поезде. Бриджит прочитала его три года назад, когда проходила курс Открытого университета.

— Попробуй это. Он не так хорош, как «Сидни Блад», но ничего страшного.

Он перевернул его, как кусок холодного тоста. — Не люблю книги о вогах.

— Воги?

— Чертовы черномазые. Терпеть их не могу.

— Дело не в черных. — Мне было трудно не рассмеяться. — Я сам местный, значит туземец.

— Ты, черт возьми, не выглядишь. Ты похож на меня.

— Мы все местные.

— Ты чертовски невежественен.

— Ты тоже местный.

Он встал, посмотрел на себя в зеркало у двери и поправил галстук. На нем был дорогой серый костюм и шелковая рубашка, требующая стирки. Он был такого же телосложения, как и его работодатель, и я задавался вопросом, не были ли они одноразовыми вещами Моггерхэнгера.

— Я пил твой виски, — сказал он, — но тебе следует быть осторожным в своих словах.

Не знаю, почему я упорствовал.

— Я уроженец Ноттингема, потому что родился там. Лорд Моггерхэнгер — уроженец Бедфордшира, поскольку родился там. Ты уроженец Уолворта.

— Кеннингтона.

— Значит, Кеннингтона, потому что ты там родился. Чернокожие в Лондоне не коренные жители, если только они не родились здесь, тогда они тоже таковы. Вот и все, что это значит. «Возвращение туземца»   рассказывает о человеке, который возвращается в место, где он родился.