Лев-триумфатор

- А вы, похоже, знаете обо мне больше, чем я сама, или, скорее, хотите, чтобы я в это поверила. Я не одна из ваших подружек, которые прибегают, едва вы поманите пальцем, и задыхаются от восторга, если вы свистнете им, как свистите своей собаке!

- Я всегда называл бы вас по имени, и вы могли бы всегда занимать в моем мнении гораздо более высокое место, чем то, которое я отвожу своим собакам.

- Когда вы отплываете? - спросила я.

- Через два месяца.

- Так нескоро?

- Так скоро, - ответил он. - За эти два месяца нужно переделать уйму дел. Я должен погрузить на судно съестные припасы, тщательно осмотреть его и отремонтировать, приготовить к долгому плаванию, подобрать команду и добиться руки леди.., все одновременно.

- Желаю вам удачи. - Я повернула Мэриголд в сторону Усадьбы. - А теперь я должна попрощаться, так как мне с вами не по пути.

- Вы ошибаетесь. Ваш путь - мой путь.

- Я возвращаюсь в конюшни.

- Но вы только что выехали!

- Тем не менее, я возвращаюсь, - сказала я.

- Останьтесь и поговорите со мной!

- Я должна проститься.

- Вы боитесь меня!

Я взглянула на него с презрением.

- Если это не так, - сказал он резко, - почему вы не хотите остаться и поговорить со мной?

- Разумеется, я не боюсь вас, капитан Пенлайон. Но скажите наконец, ради Бога, то, что вы должны сказать, и я уеду!

- Вы мне понравились сразу, с первого же взгляда, и я не думаю, что вы не испытали ко мне ответного чувства.

- Чувства бывают разные!

- И многие из них вы ощутили, встретив меня!

- Я почувствовала, что вы нахал.., наглец...

- Пожалуйста, не стесняйтесь в выражениях! - сказал он насмешливо.

- Словом, человек такого сорта, с каким у меня не было ни малейшего желания знакомиться.

- Но против которого вы не можете устоять!

- Капитан Пенлайон, - сказала я, - вы слишком высокого мнения о себе и о своем корабле.

- Ну, уж мой корабль, во всяком случае, прекраснейший из всех, что бороздят океан!

- Прошлой ночью я видела более прекрасный!

- Где?

- В бухте.

- Вы видели "Вздыбленный лев".

- Он был там, но был и тот, другой, в два раза крупнее и величественнее, и рядом с ним "Лев" казался карликом.

- Вы можете насмехаться надо мной, но прошу не трогать мой корабль!

- Я не насмехаюсь, а просто излагаю факты. Вчера ночью, выглянув из окна, я заметила на море самый красивый корабль из всех, когда-либо виденных мною.

- Самый красивый корабль, виденный вами, - это "Вздыбленный лев"!

- Нет, в самом деле, тот был более величественный и красивый. Такой большой, горделивый.., как плавучий замок.

Он внимательно смотрел на меня.

- Вы видели, сколько у него мачт?

- Я думаю, четыре.

- А палубы? Они были высоко подняты?

- Да. Кажется, да. Он был такой высокий... Я не знала, что корабли могут быть такими высокими.

Похоже, он забыл про свой интерес ко мне. Ночной пришелец вытеснил у него из головы все другие мысли.

Он стал жадно расспрашивать меня. Я отвечала, как могла, но мое знание кораблей было скудным. Он не выразил протеста, когда я направила лошадь шагом в Труиндские конюшни, а просто поехал рядом со мной, выпаливая вопросы, досадуя на то, что я не могла описать во всех подробностях увиденный мною корабль.

Внезапно он взорвался:

- Не может этого быть! Но клянусь кровью Христовой, сдается мне, что вы описываете испанский галион!

Я не представляла себе раньше, насколько страстно религиозен был Эдуард. В Аббатстве матушка никогда не наставляла меня в рамках одной доктрины предпочтительно перед другими. Ее идеалом была веротерпимость, и я знала, что она не считала тот или иной способ отправления обрядов важнее, чем то, чтобы каждый жил по-христиански, насколько это возможно. Однажды она сказала мне:

- Религию людей мы познаем через их поступки по отношению к своим ближним. Какая добродетель в том, что человек славит Господа, если он жесток к Его созданиям?

Мало кто был согласен с ней. Покойная королева и ее министры жгли на кострах людей не потому, что те грабили или убивали, а потому, что верили не так, как предписывал Рим.

А теперь мы, повернулись по команде "Кру-гом!" и религиозные законы, существовавшие при Марии, упразднялись, а установленные ее предшественниками, - восстанавливались. Реформаторство опять верховенствовало, и, хотя возврат к Смитфилдским кострам казался невозможным, было опасно идти против господствующей церкви, которую установила и поддерживает королева.

Насколько тверда королева в свои взглядах, я не могла сказать с уверенностью. Вряд ли она могла забыть годы, полные опасностей, когда она чуть было не лишилась головы. Тогда ей приходилось кривить душой, хотя, возможно, она и в то время втайне склонялась к Реформации. И в самом деле, если бы не ее протестантство, она, скорее всего, не была бы сейчас на троне.