Лев Незнанский. Жизнь и думы. Книга 1(СИ)

... Вернулся к камням. Начинаю невольную ревизию, придумываю плинты, вероятно, будут из дерева. Необходимость просмотреть и закончить камни продиктована тем, что профессор Тартаковский, смотревший камни на прошлой неделе, предложил помощь в организации выставки. Первая выставка, по его мнению, должна состояться в стране, а не за рубежом. Видимо, камни возбудили Тартаковского. Надо было видеть, с какой страстью он отрицал мою трактовку Моисея. - Назовите его Авраамом, - убеждал но, - Это не мой Моисей, давший мне Книгу, это - язычник. Не принимаю и Христа, этой православной трактовки страдания. Но ваша богородица Толгская - это удача! - Восклицал он, и совершенно искренне, как я понял, восхищался ею и "Диссидентом".

Свое намерение он стал немедленно реализовывать. Уже сговорились, что после 8 сентября он приедет с неким Абрахамсом, владельцем картинной галереи в Иерусалиме, с деловым разговором о выставке.

Вчера были у Волохонских, видели младенца, названного Ксенией, в честь покровительницы Петербурга. Замечательно сказал Анри: "Истину нельзя запатентовать, все явления в искусстве - всеобщее достояние", - в ответ на опасения, зароненные в душу некоторыми из моих зрителей.

сентябрь 1978

Аршах

... Все больше погружаюсь в свои камни, основная работа в мошаве идет механически. Я пунктуально исполняю ее, в то же время камни требуют все большей глубины и сосредоточенности. Теперь мне дарит радость и страдания "Иуда-Богоматерь". Мой Иуда не столько предающий, сколько назначенный судьбой, и потому страдающий, доведенный до самоубийства. Кажется, таким и получился. Но вот Богоматерь, в которой я захотел сказать то, что более всего ценю в матери-женщине: ответственность и жертвенность, не столь женственная, сколь сурово-измученная и твердая. Может быть, так надо. Не все видит глаз, много руки сами постигают с большей глубиной и точностью.

11 октября 1978

ссудный день

Галилея

Дорогие наши Ревичи! Спасибо за письмо! Ваши первые слова о том, что "покой сошел на наши души" сегодня звучат невольной издевкой, в которой, разумеется, вы виноваты менее всего. Просто с трудом можно вспомнить то малое время, когда было так, как я вам писал: царил мир в нашем Аршахе. Я рубил один за другим камни, но и тогда в глубине таилась опасность. Я загнал ее туда намеренно, требовали камни. Уже четыре месяца идет одна из многих здесь "еврейских войн". Мы должны оставить наше последнее "убежище" - Аршах. Собственно, это уже следовало сделать, но держали: камни, надежда получить заработанные в мошаве деньги, прекрасная частная школа для детей, природа, и т.д. Но вот всему конец. Даже в этот день нет здесь покоя. Сейчас мы с двумя ленинградскими семьями кандидатов готовимся одновременно выйти из мошава, оказавшимся на самом деле фирмой двух братьев, которые и останутся наедине со своей фирмой. В этой стране трудно надеяться, что это получит общественный резонанс и будет торжествовать истина. Все закрывают глаза на частное предприятие, скрывающееся под поселенческим флагом от налогов и эксплуатирующее эмигрантов, попавших в тяжкие обстоятельства. Впрочем, это скучная, отвратительная история, надеемся, последняя в цепи еврейского разбоя, с коим я здесь сталкивался лицом к лицу более трех лет.

Трудно сказать, какой будет наша очередная страна. Мне трудно надеяться на материальный успех камней, хотя ими заитересовался один человек из израильской элиты и богатый бизнесмен, занимающийся искусством. Камни ведь менее всего еврейские, они - русские, точнее, христианские. Они точно отвечают моему состоянию, ощущению жизни, людей. Я и сам на пути формального ухода из еврейства, уйду и навсегда с собой увезу детей из "народа жестоковыйного".

Сейчас надо делать выставку в Иерусалиме, это хлопотно и накладно. Каталог взялся писать Анри Волохонский, он увлекся моими камнями, приезжает, и мы вместе тонируем.

Важно то, что есть у меня критик с абсолютным зрением - Волохонский. Есть еще друг, Евгений Цветков, он - доктор-геофизик, но в действительности настоящий большой писатель и своеобразный живописец. У него уже удачно прошла выставка в Париже. Он хочет присоединиться к нам для совместного отъезда, возможно, совместных выставок. Главное для меня, - у него отличные английский и французский языки. Короче, забота есть только единственная - деньги.

Поздно поздравлять тебя, Алик, с книжкой, но я рад обнять тебя: пусть будет и третья, и т.д., - в этом все дело. Я закажу твою книгу в русской лавке.

Вот я отчитался. Одно слава Богу: последнее полугодие было самым плодотворным в моей жизни. Готова выставка, - сформулирован язык, свой стиль; лежит рукопись книги об Израиле.

Сейчас судьбе угодно снова нас потрясти, но пока и здесь есть милейший приятельский круг, друзья, музыка. Наслаждаемся в основном русскими записями, есть и стереоприемник. Никогда прежде музыка не занимала столько места в моей жизни. А когда рублю камни, во мне звучит своя музыка, жаль, что не могу записывать.