Явная противоречивость жизни, амплитуда надежд и отчаяния, прах и вечность, попираемые здесь ногами в самом буквальном смысле, придают всему существованию необычайную остроту. Только одно знаю: если судьба уведет из Иерусалима, быть может, я еще смогу быть счастлив - у меня прекрасная семья и работа, свобода, и все четыре стороны света. Но Иерусалим останется в сердце навсегда. Я очень любил Москву, думал, буду тосковать: ничуть не бывало. Здесь жители со всех концов, из самых прекрасных городов мира, но, поселившись на этих горках, словно испивают любовного зелья - разом отбивает память, приковывает навсегда.
Господи, какой здесь климат! Знаешь, в уютном доме всегда чуть-чуть есть небрежность, так и здесь. Этот дом потрясает, он величественен, но он - уютен, в нем нет самодовольной аккуратности Европы и мобильности Америки. Иерусалим - столица и провинция мира одновременно. Какое наслаждение ходить по старым русским местам. Позавчера были в Министерстве просвещения - это целый квартал за старой стеной, бывшее Елизаветинское подворье, приют русского православного Палестинского общества. Старые здания, надписи и пр. тщательно сохраняются. Рядом - Иерусалимское отделение московской епархии, вполне современная организация, духовные чины из Москвы, но там пусто - не доверяют православные людишки этому крапивному семени. Сегодня, когда буду шомерить в центре города, вновь буду слышать колокольный звон, без всяких выкрутасов, в два-три голоса.
Дорогая Миленька!
Пришло твое письмо от двадцать седьмого сентября. Такая радость - твои письма!
Пришел на дежурство, благо, сегодня нет домашнего задания, была экскурсия, сразу сел писать.
... Жаль, что "Зеркало" поподробнее не описала. Кабы жили в Тель-Авиве - там регулярно идут новые советские фильмы, была бы надежда посмотреть. Иерусалим - город менее всего русский в современном смысле. Нет промышленности и всякой такой деятельности, в которой сильны советские спецы. Даже те, кто в нашем ульпане, очаровавшись городом и климатом, несравнимым, отказываются от возможности получить постоянную квартиру и переезжают в другие города, так как там - работа. Есть два очень мощных интеллектуальных центра - Университет и Национальный музей, но в них все забито самыми крупными национальными фигурами из Америки, Англии и прочих мест. Словом, когда один, два человека из группы устраиваются и остаются в Ерушалаеме, то это исключение и предмет всеобщей зависти!
... Ты очень интересно написала о "Зеркале", насколько верно - совсем меня не волнует, но если будут противоположные соображения - напиши. Фильм, сейчас вспомнил, видела наша Света, надо будет ее попросить, она расскажет. Несколько напугала меня категоричностью - "ублюдочное искусство 20-го века". При всем том, мы - внутри времени, как судить? Очень интересно продолжить этот разговор. Я еще ни одного фильма в кинотеатре не видел. Те, кто бывал (это обычно сексфильмы), или плюются, или иронизируют. Как повидаю - напишу.
... Я пытаюсь в чистоте вспомнить "Солярис". Там, как помню, уплыла идея Бога (она время от времени возникала все в лучшем виде - всяких чудовищ, в основном с внешностью женщин), а некой ее, идеи, эквивалент, наверно, все же суррогат, - "блудный сын". Сейчас я очень далек от этого, хотя именно сейчас следовало бы мне поразмышлять на эту весьма и весьма близкую тему. Мой "Солярис" не менее чужд и не менее изобретателен, не говоря о его силе. Я подумаю на эту тему и напишу отдельно, но тогда помню отчетливо: кончился фильм, и я увидел иной мир людей и вещей. Это было мало счастливое состояние, жесткий тогдашний угол зрения был от Тарковского.
Знаешь ли ты, что я знавал Тарковского Арсения многие годы, в давние, безвестные, и в поздние. Его сынок, не в папу, - красавца и мэтра, этакий живчик и псих, как сколок с отца, и так приятно знать, что и в кино папа остался самим собой, даже в собственном сыне. Это всегда была ясная черта Арсения Тарковского, быть может не совсем художественная, поэтически-традиционная, но очень уважаемая.
Но сейчас с каждым днем мы все более будем отдаляться - эти наши миры двух культур разбегаются куда более заметно, чем в космосе. Здесь срок одной жизни приводит к тому, что уже не вернуться, - ни понять, ни принять. Собственно, уже мы сейчас за порогом - нет сил, что смогли бы стянуть, состыковать там, где была по живому перерублена ткань; все вошло внутрь, замкнулось под новым небом с иными силами притяжения. Только нутро еще то самое, что показывает время полугодовой давности - в нем время остановилось.