Летун

В Линдали в одном из простенков висела картина неизвестного мастера. На ней была изображена беременная женщина в старинном платье, молодая и печальная, читающая письмо у своего окна в голубоватом утреннем свете. За спиной женщины на стене висела географическая карта, на которой невнятно проступали очертания материков. Вся картина была какой-то недорисованной, туманной, и оттого очень нравилась маленькому Аверилу. Бывало, в дождливые или ветреные дни, когда нельзя было гулять, он часами просиживал на подоконнике, глядя то в окно, то на картину, по которой скользили серые тени облаков, и лениво размышлял о том, кто эта женщина и о чем это письмо. Конечно, оно могло быть просто запиской от подруги, от матери или даже счетом из бакалейной лавки, но карта на стене будила фантазию, и Аверилу представлялось, что женщина получила долгожданное послание от мужа, который где-то далеко, за морями, прокладывает первые тропы в неизведанных лесах Берега Ящериц или Прибрежных Островов. И дальше он мысленно пускался в путешествие вместе с мужем этой дамы, участвовал в приключениях, о которых тот повествовал в письме, воображал себя их старшим сыном, который делит все тяготы и опасности пути с отцом. Воображал, что это о нем, о своем единственном и любимом мальчике, грустит та дама, и что позже она будет рассказывать по вечерам новой малышке (конечно же, у нее родится девочка!) о ее героическом брате, пока однажды они с отцом не вернутся домой, загорелые, пахнущие морем и ветром, все в шрамах и овеянные славой первооткрывателей.

Чего он никогда даже в самом дурном сне не мог представить, так это того, что сам окажется в положении этой дамы – что это его жена упорхнет за море навстречу нешуточной опасности и оставит его разве что не беременного, но напротив – совершенно опустошенного. Что он – и даже не он сам, а его мать – будет получать короткие записочки от госпожи Эстэ: «Сообщаю вам, что моя дочь совершенно здорова и благополучна», – и, стоя у окна, гадать, как там Янтэ, что с ней и вспоминает ли она о нем…

* * *

Проводив жену, Аверил вернулся в Мастерскую – просто потому, что больше ему деться было некуда.

После двух подряд катастроф над океаном военное министерство Аврелии окончательно охладело к идее использования самолетов в армии и вернулось к старым надежным дирижаблям. Разумеется, с ними тоже случались аварии, а учитывая большую нагрузку и большой экипаж дирижаблей, количество жертв и потерь в них было на порядок больше, однако эти аварии не были так демонстративны – к ним все привыкли и приписывали их не конструктивным просчетам, а общему несовершенству мира.

Правительства других стран пришли к сходным выводам.

Дирижабли теперь совершали регулярные, раз в месяц, рейсы между Берегом Померанцев и Землей Ящериц. Выигрыша во времени по сравнению с кораблями они почти не давали, однако были незаменимы при перевозке больших грузов. Самолеты решено было использовать только на внутренних грузовых рейсах. Однако и здесь они не могли конкурировать со старой системой грузовых барж, передвигающихся по каналам, и со стремительно растущей железнодорожной сетью. Они постепенно увеличивали дальность полета и количество перевозимого груза, но по большому счету это уже никого не волновало.

Баррису поставили памятник в порту Луке. Первые недели его заваливали цветами, позже цветы стали оставлять только молодожены, мгновенно освоившие новую достопримечательность. Кто-то из модных композиторов немедленно сочинил песню о том, что молодожены отправляются в свое путешествие, как отчаянные летуны, и не знают, где их путь закончится. С полгода она была очень популярна, позже ее исполняли только скрипачи, дежурившие у памятника, чтобы собрать мзду со свадебных кортежей.

Что же до войны на Островах Малой Луны – то она продолжалась ни шатко ни валко, как и все прочие войны с Землей Ящериц. Обе стороны закрепились на разных островах, построили базы и теперь совершали рейды, пытаясь выкурить друг друга. Военное министерство, убедившись, что оно и без самолетов может отработать свои деньги, не слишком усердствовало с введением новых видов вооружений.

Из Мастерской ушли два старших инженера, что обеспечило Аверилу досрочное повышение. Впрочем, работы было немного, и он без труда с нею справлялся. Теперь они делали маленькие почтовые самолеты и, по совету Аверила, – велосипеды, спрос на которые был стабилен и позволял Мастерской продержаться на плаву.

Потом положение изменилось. Война вошла в новую фазу: и Аврелия, и Берег Ящериц посылали на Острова корабль за кораблем, дирижабль за дирижаблем, и скоро численность воинских частей там превысила численность населения. На улицах становилось все больше калек и женщин в черных платьях, постоянно проводились благотворительные концерты и базары, взлетели цены на продукты, а почтальоны валились с ног от усталости: люди обменивались новостями и слухами, стремились послать или получить весточку о близком человеке, осаждали военное министерство просьбами и требованиями.