Летопись 2. Черновики

— Элвир… здесь есть мастера лютни? Есть мастерская?

Юноша коротко кивнул.

— Проводи меня.

И — снова молчание. Только на пороге:

— Почему ты не смотришь на меня?

Элвир с трудом поднял голову и взглянул в усталые серые глаза нуменорца.

* * *

Теперь Нарион жил только работой. И Элвир снова начал пропадать в Храме Одиночества — он больше не был нужен мастеру, — по крайней мере, так ему казалось, — и приходил редко — садился у порога и смотрел, ни говоря ни слова; Нарион не всегда даже замечал его присутствие. Но на этот раз вышло по-другому.

Еще с порога Элвир услышал обрывок незамысловатой мелодии и с трудом различил слова:

— Четвертой — ирис и костер…

Он постоял немного, прислушиваясь, но Нарион продолжал мурлыкать песенку без слов.

— Нарион, — тихо окликнул Элвир.

Мастер оторвался от работы:

— Да будет светел твой день…

— Что ты пел сейчас?

— Пел? Я? — раздумье стерло улыбку с лица мастера. — А-а… Ты об этом…

Он замолчал, нервно сплетая и расплетая тонкие пальцы; Элвир хотел уже было повторить вопрос, когда мастер заговорил снова:

— Не хотел рассказывать… вспоминать тот день. Я стоял и смотрел, а пламя вдруг взметнулось огненными крыльями…

* * *

Пламя взметнулось огненными крыльями, а потом встало стеной — как-то сразу занялись со всех сторон сухие поленья и хворост, и в раскаленной жгучей круговерти уже не увидеть было осужденную. «Пламя Удун», — пробормотал кто-то; на него даже не оглянулись. Никто не мог отвести глаз. Нариона била дрожь.

— Ведьма! — взвизгнул женский голос, и из-за огненной стены рванулся единственный страшный крик, словно душа с кровью вырывалась из темницы искалеченной обожженной плоти.

И — тишина. Всепоглощающая тяжелая тишина — только трещат поленья и гудит огонь, и дым обжигает слезящиеся глаза.

Языки пламени опали, и толпа замерла в едином вздохе ужаса.

Пепел. Только пепел и раскаленно-багровые уголья.

— Святая, — без дыхания зашептали рядом, — мученица невинная, Валар спасли, не допустили несправедливости…

То ли серебряный бубенчик, то ли тишина такая оглушительная — до звона в ушах.

Бубенчик…

Перед ним расступались, давая дорогу.

— Ушла…

Он наклонился, сгреб горсть горячего пепла и начал медленно сыпать его на брусчатку площади. Налетел ветер, закружил вокруг него черные хлопья — толпа шарахнулась, словно боялись, что пепел коснулся их. А он запрокинул голову и тихо запел.

* * *

— Кто он?

— Наран. Городской сумасшедший. Там было еще что-то о круге девяти… Не помню. Он всегда поет странное.

— Где его можно найти?

Нарион пожал плечами:

— Где угодно. Он — перекати-поле. На что тебе сумасшедший?

— Как его узнать? — вместо ответа спросил юноша.

— Ну… смуглый, не очень высокий, волосы темные…

— Понятно.

— Эй, погоди! Я же еще ничего тебе не сказал!

— Не сказал?.. — Элвир нахмурился, потом коротко усмехнулся. — А-а… Ты его нарисовал. Представил себе. Этого достаточно.

И — не вышел, а как-то сразу оказался за порогом, оставив Нариона в недоумении.

* * *

— Наран.

Сумасшедший, чуть склонив голову, посмотрел на светловолосого юношу — как видно, из знатных — и отвернулся, но тот снова оказался перед ним.

— Я искал тебя.

— А? — воззрился на него Наран и даже рот приоткрыл в усилии понять. — Чёй-то?

Светловолосый, видимо, потеряв терпение, перехватил руку безумца в запястьи и поволок его за собой вниз по улице.

— Чё? Чё я-то? — испуг и растерянность в голосе Нарана звучали весьма правдоподобно.

— Не морочь голову, — тряхнул длинными волосами благородный господин, толкнув Нарана к стене в какой-то подворотне. — Что я, сумасшедшего от Видящего не отличу?

Наран явственно вознамерился произнести очередное «а чёй-то?», но незнакомец ему такой возможности не дал.

— Значит, так, Во-первых, я прошу извинения за то, что приглашение к разговору было… скажем, несколько навязчивым. Во-вторых, я тебя уже целый день ищу по всему городу, и, возможно, это служит некоторым оправданием моему поведению. В-третьих, я не представился — мое имя Элвир, твое мне известно. В-четвертых…

— Да, в четвертых — на кой же ты меня так долго искал, приятель?

— О, — улыбнулся наконец Элвир, — наконец-то я слышу речь разумного человека.

Посерьезнел:

— Я хочу, чтобы ты спел мне одну песню.

— Разве все песенки упомнишь… Которую?

Элвир посмотрел внимательно:

— Ты все прекрасно понял.

Наран поскреб в затылке:

— Была тут у меня одна мысль…

Элвир промолчал.

— Так вот оно что… — уже совершенно серьезно сказал Нарван. — Ну, слушай, коли хочешь.