Летопись 2. Черновики

Земля встала дыбом и накренилась вправо — кони спускались, черные зубцы скал чуть не задели раскинувшиеся крылья. Два всадника опустились на дно затопленного туманом ущелья. Где-то впереди вставало солнце, наливая туман золотым и алым — цветом королей. Нуменорец невольно вздрогнул — стук копыт вернул его в явь, и он вспомнил, зачем он здесь…

Они оставили коней в ущелье, не привязывая. По едва заметной тропе оба поднялись к небольшой площадке. Саурон тихо коснулся рукой небольшой монолитной глыбы, и она бесшумно отошла в сторону, открыв каменный узкий ход.

— Идем.

Опять потеряно ощущение времени и пространства. И тепло и свет, хлынувшие ему в лицо, чуть не опрокинули его.

— Иди же.

Он шагнул вперед, еще ничего не видя. Постепенно глаза его привыкли к свету. Это был очень старый храм, построенный еще по приказу вождя, когда-то вонзившего? копье в холм у подножия гор. Когда-то здесь люди впервые встретили Посланника Солнца.

Храм был невелик. Человек здесь не был подавлен могуществом божества; скорее, тут нисходило в сердце спокойное благородное раздумье, ощущение беседы с доброжелательным собеседником. И собеседником был бог.

Здесь почти не было камня; разве что простой куб алтаря, на котором стояла потемневшая от времени чеканная бронзовая чаша, в которой веками не угасал священный огонь. Невысокий зал, похожий, скорее, на жилой покой, был весь украшен резьбой, словно жуки-древоточцы источили дерево за века. Травы и цветы, звери, лики божеств и личины духов, вечно меняющиеся в пляске огня.

Дерево пропиталось ароматом благовонных дурманящих курений и ароматного дыма, источавшихся из бронзовых курительниц. В плоских чашах светильников, что держали в лапах причудливые деревянные изваяния, было драгоценное ароматное масло. Странно, что это смешение запахов не создавало тяжелого душного дурмана. Дым чаши легко тянулся вверх, уходя через узкое отверстие в крыше. Никаких драгоценностей, кроме золотого диска над алтарем, с изображением всевидящего Ока Божества. И цветы. И душистые травы — в дар священному огню. Деревянная мозаика пола, отполированного тысячами шагов за века. В открытые окна лился утренний мягкий свет, и лениво плавали в лучах поднявшегося солнца золотые пылинки. И туман, туман кругом, словно храм — ковчег в молочных волнах…

Восходный луч рассек покой ровно пополам, осветив лик Солнца. В открытую дверь вполз холодный воздух горного утра, и легкий ветер взметнул волосы людей, что стояли по другую сторону луча, напротив Саурона и нуменорца. Их было трое. Лица их были неподвижны и спокойны. Словно изваяния. Но, к удивлению своему, Аргор увидел их различность. Это не были просто люди, не бывшие им, Аргором. Хэлкаром. Это были — люди. Он был даже растерян, этим новым ощущением открывая новое в себе.

«Неужели я околдован… Такое может быть? Не я — люди? Такие, как я? Лучше? Хуже? Кто они? Почему я хочу узнать их? Почему?»

Но люди, стоявшие напротив них, явно знали его. Слишком хорошо. И только в одних глазах он не видел ненависти. Но именно они его пугали своей непроницаемостью и страшной похожестью на те, мертвые. Что там, за ними? Что они видят? Что знают? Но хоть ненависти нет…

Человек этот был на полголовы ниже ростом, чем Аргор. Смуглое точеное лицо, мужественно красивое, неподвижное, полное спокойной силы и достоинства. В самой простоте его воинского одеяния, манере поведения — сдержанно-аристократической, чувствовались властность и уверенность. Он был еще молод, даже по счету лет Средиземья. Длинные волосы цвета темного дерева с неожиданными светло-каштановыми прядями перехватывал на лбу тонкий золотой обод. Тяжелый плащ цвета алого пламени скрепляла на правом плече золотая? фибула с черной змеей с рубиновыми глазами.

По правую руку его, ближе к алтарю, стоял высокий сухощавый человек, совсем седой, с лицом, потемневшим от лет. Свободное черное одеяние до полу и вышитый на груди знак солнечного Ока выдавали в нем жреца. Таких было много убито по приказу Хэлкара, ибо ересь должна была быть выкорчевана. Понятно, что жрец не мог смотреть на нуменорца с приязнью. Презрение и какая-то брезгливая жалость читались на его лице, словно он смотрел на слабоумного уродца.

Зато третий — явный воин по призванию, лет пятидесяти, невысокий, худой, с короткой седой бородой, был готов убить нуменорца, такой ненавистью горели его желто-карие глаза.

Саурон заговорил.

— Я привел его. Осталось ли ваше решение в силе?

Воин в алом плаще проговорил на хорошем нуменорском:

— Да, Посланник. Ему мы не можем доверять. Но мы верим тебе. Если ты наложил на него чары, и он послан тобой помочь нам — мы принимаем его.

— Но я дал ему слово, что ему не причинят зла.

Воин усмехнулся.

— Что есть зло? Что есть зло для него? Может, даже его жизнь станет ему злом?

— Ты умеешь задавать вопросы.

Нуменорец со странным чувством надежды смотрел на говорившего. Он инстинктивно чувствовал в нем опору — скорее, слабую надежду на это.

— Я тоже дал слово, Посланник. Его жизнь и честь в безопасности, если он сам не запятнает себя изменой.

— Он даст слово.