Лето на Парк-авеню

Он огляделся, продолжая кивать, и наконец спросил, как дела у Фэй. Мы стали говорить о том о сем. Он сказал, что работает в бухгалтерской фирме и что они выкупили дом Мендельсонов. Он по-прежнему дружил с Аароном, и они играли с ребятами в покер по пятницам, вечером.

По мере того, как он говорил, я отмечала, как проходит оторопь, охватившая меня при виде его с женой. После того, как мы расстались, я часто думала о нем, слишком часто. Воспоминания, хорошие и плохие, так меня мучили, что иногда было трудно дышать. Теперь же я смотрела в его нежно-карие глаза и понимала, как молоды и наивны мы были и что у нас в конечном счете ничего бы не получилось. Я просто не могла представить, чтобы он был моим мужем и я жила бы с ним в Янгстауне.

Когда Майкл заговорил о том, что его матери требуется операция по удалению костной мозоли, стало очевидно, что все темы исчерпаны. Жена с животом легко приобняла меня, а за ней – Майкл.

– Поверь, – сказал он, – я правда сожалею, Эли.

Это было сказано с таким нажимом, что я поняла, его сожаление касалось не только моего отца. Он словно бы просил прощения за то, что разбил мне сердце, но он на самом деле был не виноват. Просто я дала ему слишком много власти и, по большому счету, сама себе разбила сердце. Как бы ни было мне тяжело, но та боль и тоска заставили меня начать жизнь заново. За последние несколько месяцев я повидала и испытала больше, чем за всю предыдущую жизнь. Расставшись с Майклом, я уехала из Янгстауна, стала жить в отдельной квартире и устроилась на первую настоящую работу. Я переехала в большой город, где никого не знала, и пробивала себе путь среди лучших из лучших. Где-то там был большой мир, и я сумела стать его частью. Это вселило в меня такую уверенность, какую ничто уже не могло отнять. В тот момент я ощутила, как сильно повзрослела. А еще поняла, что не могу, как бы ни пыталась, кое-что отрицать. За время жизни в Нью-Йорке я узнала, что такое настоящая близость с мужчиной. И этим мужчиной оказался не Эрик, а Кристофер.

Ближе к ночи, когда пол был подметен, посуда вымыта и убрана, мусор вынесен на улицу и все дамы из синагоги ушли, мы с Фэй остались одни. Мы обе ужасно устали и переоделись из траурных платьев в халаты. У меня с собой не было халата, поэтому Фэй одолжила мне свой, белый, махровый, так приятно льнувший к усталому телу. Она заварила нам чай с палочками корицы и поставила тарелку шнеков – сдобных улиток, к которым ни я, ни она не притронулась.

Мы уселись за стол в столовой и стали разбирать коробку памятных вещиц отца – Фэй ожидала, что я захочу что-то взять с собой: его награды ВМС и МП, перстень с розовым сапфиром, с которым Фэй, к моему удивлению, была готова расстаться, отцовский диплом об окончании Янгстаунской школы, их с мамой свадебная фотография – раньше я ее не видела. Они стояли вдвоем перед ратушей, рука в рука, щека к щеке.

В горле у меня встал ком, и я неожиданно для себя спросила надтреснутым голосом:

– Ты знала, что мои родители женились по залету?

Фэй принялась помешивать свой чай. Мне показалось, она не хочет говорить об этом, но потом она сказала:

– Как ты это выяснила?

– Так ты знала?

Я все еще держала в руках фотографию.

Фэй постучала ложечкой о край чашки и аккуратно положила на блюдце. Подняв на меня глаза, она чуть заметно кивнула; губы ее были плотно сжаты.

Не могу сказать, почему это меня заботило – тем более, что я уже знала, что это правда – и все же что-то в этом ее молчаливом знании было похоже на предательство.

– И давно ты знаешь?

Она уклончиво улыбнулась.

– Года двадцать два.

– Что?

– Элис, думаю, нам пора обсудить кое-что.

– Что?

Я уставилась на тарелку с улитками, и они представились мне одуряюще сладкими, до тошноты.

Фэй молча скомкала и расправила салфетку прежде, чем сказать:

– Я знала твоего отца задолго до того, как он встретил твою маму.

– Что? – сказала я еще резче и громче.

Она встала из-за стола и подошла к раковине. Я увидела, что она смотрит в окно. Из двери соседнего гаража падал свет, освещая баскетбольное кольцо. Сын соседа чеканил мяч об асфальт с ритмичностью пульса. Не оборачиваясь, Фэй сказала:

– Готова спорить, ты не знала, что я выросла в Янгстауне. Я местная. Мы с твоим отцом были парой в старшей школе.

– Что? – ничего больше я сказать не могла.

Она обернулась и снова села за стол.

– Я понимаю, это непросто принять, но ты спросила о родителях и, в общем, я думаю, ты имеешь право знать правду.

Правду? Я взялась рукой за голову. Что-то словно взорвалось у меня в мозгу.

– Мы с твоим отцом собирались пожениться. Но началась война, и он ушел на фронт. Я ждала его, писала каждый день. Но, видишь ли, когда он вернулся домой, то сказал, что встретил другую. Я подумала, она в Европе – такие истории были не редкостью. Но оказалось, что она живет в Нью-Йорке. Он сказал мне, что она беременна и он думает на ней жениться. Я понимала, что так будет правильно. Такой уж он был человек, и за это я его, кроме прочего, так любила.

Я с трудом сглотнула.

– А что же ты? Как ты жила потом?

Может, они встречалась украдкой?