Летчик Михеев

Устроили носилки и установили их в пассажирской кабинке. Потом внимательно осмотрели мотор и заправили самолет к завтрашнему полёту. Совсем стемнело, когда они укрыли мотор теплыми шубами и отправились к в Дом крестьянина. Здесь было чисто и уютно. Летчики хорошо отдохнули, напились чаю. Затем Михеев пошел в больницу, чтобы узнать у врача о здоровье Громцевой.

Врач рассказал, что Громцева все время ждала их и очень обрадовалась, узнав, что они прилетели.

— У нее сложный случай гангрены нужна немедленная операция. Оперировать здесь нельзя — нет необходимых для этого условий. Лететь нужно завтра же. Промедление грозит ей смертью.

?

15 февраля, несмотря на туман и сильный мороз, Михеев решил лететь.

Первая попытка взлета была неудачна. Самолет плохо скользил по глубокому снегу и не мог развить достаточной для подъема скорости. С большим трудом он оторвался от земли. Но в самый опасный момент в моторе вырвало свечу, и он стал стрелять огнем. Чуть не цепляясь за деревья, Михеев вернулся обратно. Сели.

Громцева крепилась, чтобы не стонать от боли, и тихо говорила о чем-то с матерью, которая сидела рядом с ее носилками в кресле самолета.

Наконец ремонт мотора был закончен, и ровно в двенадцать часов самолет снова взвился в воздух.

Михеев решил идти по компасу почти по прямой линии в Ленинград. Механик протестовал. Он не надеялся на мотор и настаивал, чтобы они довезли больную только до железной дороги. Михеев весь отдался полету и, пробираясь в тумане, упорно шел на юго-запад, по заранее вычисленному курсу.

Густой туман совершенно закрыл земную поверхность. Но курс был верен, и ровно в пять часов вечера показались огни Ленинграда. Сесть оказалось не так просто. Самолет три раза подлетал к месту посадки и три раза уходил обратно к огням Ленинграда, потому что не мог в тумане найти аэродром. Только на четвертый раз Михееву удалось, наконец, совершить посадку.

На аэродроме Громцеву уже ждал автомобиль скорой помощи. Ее немедленно перевезли в клинику. Жизнь молодой учительницы была спасена.

На другой день Михеев привел самолет "Ф-13" обратно в Москву. За четырнадцать летных часов он прошел две тысячи пятьсот километров в пурге, в тумане, над безлюдьем, при морозе в 20–25?.

НА ЛИНИИ МОСКВА-БЕРЛИН

Ровно в восемь часов утра открывается контора воздушной линии Москва — Берлин. В светлой комнате, напоминающей чистотой операционную хирурга, развешаны пестрые плакаты международных воздушных линий. В одном углу — автоматические весы для взвешивания пассажиров, в другом — уютные кресла. На столике газеты, журналы, и путеводители. За окном виден огромный самолет "АНТ-9", что "повезет" нас на Запад.

За двадцать минут до девяти часов утра светло-желтый автобус с надписью "Дерулюфт" привозит пассажиров. Среди них несколько иностранцев.

Ровно за пять минут до отлета в дверях комнаты показывается знакомая фигура. Это Михеев. С 1930 года он летает на линии Москва — Берлин. На нем синий костюм с крыльями на правой стороне груди, пальто, перекинутое через руку, и черная с золотыми крыльями фуражка — форма летчиков этой линии.

Гут морген (доброе утро), — произносит он и садится за карту погоды. Он не хмур, но и не улыбчив. Свои улыбки дарит он только детям. Это им приносил он в 1919 году, возвращаясь с аэродрома, кусочки замусоленного сахара. Это они кричали ему у калитки старого домика в Петровском парке:

— Дядя Ваня идет!.. Добрый вечер, дядя Ваня!

Сейчас он кажется предельно сосредоточенным человеком. "Это аккумулятор, бережно и экономно тратящий свою огромную силу", думаю я.

Это летчик перед полетом. Настоящий летчик, понимающий свою ответственность за человеческие жизни, доверенные ему.

Вез двух минут девять, закончив просмотр карт, он встает. Это знак.

Начальник бюро приглашает пассажиров к самолету. Занимаем комфортабельные кресла кабины. Посредине кабины — проход, кончающийся дверью, ведущей в пилотскую рубку. Над дверью окно — иллюминатор. Крылья этого трехмоторного самолета расположены высоко: в сплошные окна, идущие в стенках кабинки, прекрасно видна земная поверхность.

Я вижу через окно, как последний раз обходит свою машину бортовой механик Сергей Федорович Матвеенко. Вот он усаживается в пилотской рубке на кресле с правой стороны от Михеева. Взлет — и поплыла внизу плоская, опрятная земля.

Велика скорость машины: через восемнадцать минут я уже различаю купол Истринского городского музея. Мы уже в шестидесяти километрах от Москвы. А левое колесо самолета (очевидно, получившее удар при взлете) все еще вращается, создавая иллюзию поездки по невидимым рельсам.

Мы идем на высоте шестисот-семисот метров. Под нами редкие перелески, холмы. Неожиданно впереди, на незамеченном ранее экране, у двери, ведущей в пилотскую рубку, зажигается надпись:

ВНИМАНИЕ: СЕЙЧАС БУДЕТ ВИДНА РЕКА ВОЛГА И ГОРОД РЖЕВ

Это Матвеенко сообщает пассажирам о том, где сейчас находится самолет.

Справа показывается рассыпанный над Волгой город. Это Ржев — половина пути до Великих Лук.