Леопольдштадт

Салли. Что?

Отто(нервничает в ее присутствии). Ничего, не волнуйтесь. Я могу откусить.

Салли. Так, всё, довольно! Я забираю ребенка домой.

Нелли. Салли, подожди!

Нелли устремляется за ней, следом за ними – Якоб. Мина остается. Драма продолжается за сценой, откуда доносятся голоса. Снова звонит звонок. Неразборчиво доносится голос Якоба, он открывает дверь. Мина закрывает дверь в комнату, чтобы голоса не мешали разговору.

Мина. Не обращайте внимания! Вы ведете дела с дядей Германом?

Отто. Не совсем. Юридические и финансовые вопросы, довольно скучно, но входит в банковские услуги.

Мина. Так вы из банка?

Отто откусывает конец сигары. Мина подносит ему спичку.

Отто. Спасибо… госпожа…?

Мина. Гермина. Ох уж эти семьи! У вас тоже, наверное, есть семья, так что вы понимаете.

Отто. О… да.

Мина. Есть?

Отто. Хм… нет, не совсем, только родители.

Мина. Доктор…

Отто. Флоге.

Мина. Вы не обидитесь, если я вас спрошу, из какого вы банка?

Отто. Нет, конечно. Банк «Флоге и сын».

Мина вдумчиво кивает. Вдруг ее осеняет.

Мина. Хотите, научу вас танцевать чарльстон?

Отто. Прямо сейчас?

Мина. У Салли сестра приехала из Нью-Йорка – специально на обрезание – и привезла самые последние пластинки.

Отто. Я не думаю…

Входит Польди с пустым подносом.

Польди. Догадайтесь, что теперь.

Польди начинает составлять посуду на поднос. Мина помогает, чтобы та поскорее ушла.

Мина. Значит, последнее слово осталось за бабушкой Эмилией.

Польди. Она сказала, что это предсмертное желание.

Слышно, как захлопывается входная дверь.

Наконец-то.

Входит Герман. Он неплохо выглядит в свои шестьдесят, но видно, что жизнь его сильно потрепала.

Герман. Отто! Прошу прощения.

Отто. Не беспокойтесь. Госпожа Гермина очаровательно развлекала меня.

Герман сталкивается с Польди, которая выходит с полным подносом.

Герман. Ого, взгляните-ка, а вам никто даже не предложил бокала!

Герман кладет себе в рот какую-то закуску и подхватывает с подноса бутылку и два бокала.

Мина. Ты что, забыл про брис ребенка Салли? Тебя все ждут в бабушкиной комнате!

Герман. Пойди и скажи им, пожалуйста, чтобы начинали без меня.

Мина отвечает улыбкой на поклон Отто и уходит.

Отто. Мой отец просил передать вам свои приветствия. Можно я на столе разложу бумаги?

Герман занят бутылкой и бокалами. Отто с любопытством отодвигает знамя, сделанное Нелли.

Герман. Это, должно быть, Нелли. Моя племянница. Она заразилась политикой в университете и теперь ходит на пикники с социалистами.

Он протягивает Отто бокал и приглашает его сесть.

Да и кто теперь захочет быть капиталистом в Австрии? Доход с оборота подняли вдвое. Подоходный налог тоже вдвое. Налог на роскошь. Восьмичасовой рабочий день и оплачиваемый отпуск. Нас обложили высокими тарифами и импортными пошлинами – новые страны сводят старые счеты с империей. Я вкладывал деньги в государственные военные облигации до 1917 года. Это патриотизм! Отто, «Мерц и компания» еще не такие времена пережили, поверьте. Мы делали ткань из крапивы! Если вы попадали под дождь в пальто фабрики Мерц, пальто сначала набухало, а потом расползалось. Но мы никогда не останавливали бизнес, потому в империи можно было заниматься бизнесом. Пятьдесят миллионов человек – это рынок. Шесть миллионов человек в очереди за пайком – это и не рынок, и не налоговая база. Мы живем на пожертвования победителей, замаскированные под займы, которые мы не можем вернуть и не можем потратить без разрешения бухгалтера Лиги Наций, который сидит в Женеве. Быть австрийцем сегодня унизительно. Продолжение семейных традиций, конечно, радует, но мало помогает «Мерц и компании», и пусть я буду проклят, если я окажусь тем Мерцем, который не смог передать прибыльное дело своему сыну. Вы познакомились с Якобом?

Отто. Он открыл мне дверь.

Герман. Война его очень озлобила. Жаль, что это отпугивает девушек.

У него уже могла бы быть семья, родился бы сын, дай Бог. Я, кстати, ничего ему не говорил.

Отто. Якоб интересуется текстильным делом?