Леопард

Четвертого удара он уже не заметил, но запахло деревом, и он догадался, что уткнулся лицом в пол. Поморгал, и зрение в одном глазу вернулось. Прямо перед собой он увидел пару лыжных ботинок. Звуки медленно возвращались: его собственное прерывистое дыхание, спокойное дыхание того, другого, кровь, которая капала с кончика носа на половицы. Голос другого был просто шепотом, но казалось, что он кричит эти слова ему в ухо: «И тогда останется только один из нас».

Пробило два ночи, но они по-прежнему сидели на кухне и разговаривали.

– Седьмой человек, – сказал Харри и подлил еще кофе. – Закрой глаза. Как ты его себе представляешь? Быстро, не думай.

– Он полон ненависти, – сказала Кайя. – Злой. Неуравновешенный, противный. Из тех мужчин, которых такие девицы, как Аделе, приманят, обчистят и выкинут. Дома у него полно порнографических журналов и фильмов.

– Почему ты так считаешь?

– Не знаю. Потому что он попросил Аделе прийти на заброшенную фабрику в форме медсестры.

– Продолжай.

– Он женственный.

– В каком смысле?

– Ну… У него высокий голос. Аделе сказала, что он, когда говорит, напоминает ей соседа по квартире, педика. – Она поднесла чашку ко рту и улыбнулась. – А возможно, он киноактер. С высоким голосом и чувственным ртом. Я, кстати, так и не вспомнила актера-мачо с женственным голосом.

Харри поднял чашку, словно чокаясь:

– А помнишь, что я говорил тебе об Элиасе Скуге, точнее, о том, что он видел в ту ночь на улице? Кто это был? Думаешь, он стал свидетелем изнасилования?

– Во всяком случае, это не Марит Ульсен, – сказала Кайя.

– Ммм… Почему нет?

– Так ведь она была там единственной толстухой, и Элиас Скуг непременно бы ее узнал и назвал по имени, когда рассказывал эту историю.

– Я пришел к такому же выводу. Но по-твоему, это было изнасилование?

– Похоже на то. Он зажал ей рот, приглушая крики, затащил ее в туалет, что же это могло быть еще?

– Но почему Элиас Скуг не сразу подумал об изнасиловании?

– Не знаю. Наверное, было что-то не так в том, как… они стояли, в языке тел.

– Точно. Наше подсознание воспринимает гораздо больше, чем осознает наш разум. Он не сомневался, что это добровольный секс, поэтому просто пошел и снова лег спать. И лишь много позже, когда прочитал про убийства и вспомнил ту полузабытую сцену, подумал об изнасиловании.

– Игра, – сказала Кайя. – Это была игра, похожая на изнасилование. Вряд ли ее затеяли мужчина и женщина, которые только что повстречались в туристической хижине и выскользнули за дверь, чтобы познакомиться поближе. Для этого надо полностью доверять друг другу.

– Выходит, те двое бывали вместе раньше, – сказал Харри. – А значит, это могли быть…

– Аделе и неизвестный. Седьмой.

– Если только в ту ночь там не был кто-то еще. – Харри смахнул пепел с сигареты.

– Где туалет? – спросила Кайя.

– До конца коридора и налево.

Он смотрел, как сигаретный дым поднимается к абажуру. Ждал. Не услышал, как хлопает дверь. Встал и пошел за ней.

Она стояла в коридоре и смотрела на дверь. Даже в полутьме он разглядел, как она сглатывает слюну, как блестят ее острые зубки. Он положил руку ей на спину и сквозь одежду почувствовал, как сильно колотится сердце.

– Хочешь, я открою?

– Ты, наверное, думаешь, я ненормальная, – сказала она.

– Все мы ненормальные. Открываю. Хорошо?

Она кивнула, и он открыл дверь.

Когда она вернулась, Харри сидел у кухонного стола. Она надела плащ.

– Мне пора домой.

Харри кивнул и вышел за ней в коридор. Смотрел, как она надевает сапоги.

– Так бывает, только когда я устала, – сказала она. – Я имею в виду двери.

– Знаю, – сказал Харри. – У меня все то же с лифтами.

– Правда?

– Да.

– Расскажи.

– Как-нибудь в другой раз. Кто знает, может, еще увидимся.

Она замолчала. Долго застегивала молнию на сапогах. Потом резко выпрямилась и оказалась так близко, что до него, как эхо, донесся ее запах.

– Расскажи сейчас, – потребовала она, и что-то странное, диковатое блеснуло в ее глазах.

– Ладно, – сказал он и почувствовал покалывание в кончиках пальцев, словно отогревались замерзшие руки. – В детстве у моей младшей сестры были очень длинные волосы. Мы навещали в больнице мать и собирались спуститься на лифте. Отец ждал внизу, он не переносил больницы. Сестрёныш стояла слишком близко к кирпичной стене, и волосы застряли между стеной и лифтом. А я так перепугался, что не мог пошевелиться. Стоял и смотрел, как ее тянет за волосы.

– И что было дальше? – спросила она.

«Мы стоим слишком близко друг к другу, – подумал он. – У самой демаркационной линии. И оба это знаем». Он перевел дух.

– Она потеряла часть волос. Но они отросли. А я… потерял кое-что другое. И это не отросло.

– Тебе казалось, что ты ее предал.

– Это факт, я ее предал.

– А сколько тебе тогда было?

– Достаточно, чтобы предать. – Он улыбнулся. – Ты не думаешь, что для одной ночи хватит самобичевания? Моему отцу понравилось, что ты сделала книксен.

Кайя тихо рассмеялась:

– Спокойной ночи. – И сделала книксен.

Он шагнул вперед и открыл ей входную дверь:

– Спокойной ночи.

Она вышла на лестницу и обернулась.

– Харри?

– Да?

– Ты не чувствовал себя одиноким в Гонконге?

– Одиноким?