Леонид обязательно умрет

– С завхозом мы, конечно, разберемся, – произнесла Будёна Матвеевна с металлом в голосе. – Но мне кажется, что этому… больному… нужно еще немного пожить под наблюдением в стационаре!

– На каких основаниях вы сделали такой вывод, уважаемая товарищ Чигирь? – удивился Паничкин. – Разве вы психиатр?

– Я – третий секретарь райкома партии! – напомнила Будёна Матвеевна, под столом потирая пальцы, отлично помнящие укус острых детских зубов. – А еще я председатель детского попечительского совета города! И у меня самой огромный воспитательный опыт!

– Да-да! Мы все должны чтить заслуги Будёны Матвеевны! – чересчур рьяно поддержал профессор Абрикосов.

– Поддержать что? – поинтересовался кто-то из независимых. – Какой диагноз?

Очкастой докторше уже не хотелось идти в гастроном за колбасой, так как за окном хлестал дождь, смешанный со снегом. А потому она мечтала поскорее оказаться дома, чтобы приласкать своего персидского кота, прозванного странным именем Шлема.

– Шизофрения, – произнесла очкастая устало.

– Неприкрытая! – командным голосом добавила Будёна.

– Может быть, может! – кивнул профессор Абрикосов.

– Да вы что, товарищи! – встал со своего места из заднего ряда тридцатилетний психиатр Бехтерев из НИИ психиатрии. – Вы что?! На каком основании такой диагноз? Это волюнтаризм какой-то! Если мы позволим ставить психиатрические диагнозы людям даже без врачебного диплома, пусть и ответственным товарищам, тогда это не психиатрия, а какая-то карательная структура!.. Я, например, не вижу никакой шизофрении у ребенка!.. Да и по анамнезу этого не видно! Вот! – Он потряс больничным делом Северцева. – Ничего, ровным счетом ничего не указывает на болезнь! Практически здоров!.. Здесь и вывод профессора Паничкина соответствует моему выводу! А уж кому, как не ему, знать своего пациента!

– Позвольте! – властно осекла молодого Чигирь. – Вы нас здесь учить будете!

– Не грех и поучиться! – не побоялся нападения Бехтерев.

Его лишь недавно назначили в экспертную комиссию, и он еще готов был активно включаться в работу. К тому же фамилия обязывала.

– Да как вы смеете! – прошипела Будёна Матвеевна. – Меня, члена партии…

– Я тоже член партии! – не сдавался Бехтерев. – Наша с вами партийность к психиатрии не относится!

С этим выводом многие готовы были согласиться, но лишь на Страшном суде.

– А я еще и доктор наук, позвольте заметить! – продолжил молодой психиатр. – Так сказать, с вашего позволения, специалист!

– Он что, – оборотилась ко всем Будёна, ища поддержки, – сомневается в моей компетенции?

– Наглость! – высказался профессор Абрикосов.

– Хороший мальчик! – неожиданно произнесла очкастая. Эта похвала скорее относилась к ее коту Шлеме, нежели к Леониду, а тем более Бехтереву, она даже испугалась того, что сказала вслух, но отступать было поздно. Не объяснять же про кота. – Поддержу молодого коллегу! Здоровый мальчик!

Еще трое, самых индифферентных в комиссии, высказались настолько обтекаемо, что даже мыльный пузырь бы позавидовал такому изяществу оказаться ни при чем, если что.

– Так, по-вашему, я некомпетентна?!! – грозно рыкнула Чигирь.

– Вы не то что некомпетентны! – презрительно улыбнулся психиатр Бехтерев. – Вы, товарищ, в нашем деле – никто!

Профессор Абрикосов про себя поставил крест на дальнейшей карьере молодого коллеги.

Будёна глядела на наглеца, придумывая ему особо мучительный конец.

Но пока Бехтерев был на коне и продолжал несколько высокомерно:

– Может быть, вы опровергнете меня и расскажете досточтимой комиссии, что такое шизофрения, каких видов она существует и как определяется этот недуг?.. Или про лоботомию нам расскажете?.. Вы что-нибудь вообще знаете про психиатрию?!

Лицо Будёны походило на протухший помидор. Но она умела брать себя в руки, зная наверняка, что самая сладкая месть та, которая оттянута во временах, когда тот, кому мстишь, даже не предполагает, за что с ним происходит ужасное!.. Она потерпела поражение лишь в бою местного значения, но готова побеждать в решающем сражении. Самое главное – дождаться его!

– Есть еще мнения? – спросила загробным голосом.

Последним было короткое выступление главного психиатра больницы профессора Паничкина. Суть доклада заключалась в том, что шизофрению можно трактовать по-разному, что, конечно же, никто не сомневается в компетентности товарища Чигирь, но здесь случай изначально непростой, сращенный с провокацией завхоза Берегиводы, а потому так тяжело разобраться во всем, что касается диагноза Северцева. Он, профессор Паничкин, рекомендует комиссии направить мальчика в обычный сиротский интернат под его ответственность…

– А о завхозе Берегиводе мною сообщено в компетентные органы! Там уже принимаются меры.

Далее состоялось открытое голосование по персоне Леонида Павловича Северцева, 1964 года рождения.

Защитники и противники поделились поровну, хотя такого не должно было случиться, так как членов комиссии изначально было нечетное количество.