Леонид обязательно умрет

Здесь в обруганном существе Паничкина организовалась спасительная злоба. Как это его, выдающегося советского психиатра, да такими словами! И еще какой-то мальчишка-мозгляк!.. Главврач злобы на лице не выказал, а, наоборот, состроил отрешенную профессиональную улыбку.

– Вы, молодой человек, постарайтесь вести себя спокойно, – выставил перед собой указательный палец, дабы сфокусировать на нем пациента. – Или вас определят в буйное отделение, а там всякие препараты… Очень болезненно!.. Спокойненько!..

Паничкин уже всем своим миром ненавидел юного пациента Северцева. Он внутренне решился на жесткие карательные меры, но феномен вдруг произнес покаянным мальчишеским голосом:

– Простите, профессор!

– Не понял! – опять испугался Паничкин.

Мальчишка поднялся на ноги и, изображая стыд, будто наготы стыдился собственной, прикрыл низ живота ручками, сделал два шажка, склонил голову и пояснил:

– Нервы, профессор! Сами посудите, шесть лет в одиночестве, без пищи… Всякий на нервный срыв имеет право. Вы уж простите великодушно!.. Я – голый… Стресс…

Паничкин находился в состоянии такого изумленного потрясения, что более не в силах был оставаться в боксе с Северцевым, спешно покинул его, дав команду запереть девятнадцатый наглухо.

– Кормить? – поинтересовался завхоз психиатру в спину.

– Что?

– Найденыша кормить?

– Конечно, конечно! – ответствовал Паничкин через плечо. – Мы же люди, в конце концов!

«А если мы Ирочку не кормили, то что, теперь не люди?» – задал себе вопрос Берегивода.

Еще два дня мучился в своем кабинете главный психиатр. Десятки разных предположений проскальзывали в его воспаленном мозгу. И научные версии возникали о происхождении семилетнего Тарзана, о возможности его выживания при полном отсутствии пищи, а тем более воды. Летаргия? Мумифицирование? Тьфу, глупость какая!.. И бытовые предположения обдумывались – нарочное мистифицирование его, психиатра Паничкина, с целью дискредитации! В этом он подозревал бывшего следователя Берегиводу…

Ближе к вечеру усталый мозг выдавал совсем страшные вещи. Мальчишка – вовсе не мальчишка, а дьявольское воплощение, или, того хуже, – божественное. То или другое послано для расправы с Паничкиным за посильное участие в злых временах… При таких мыслях Паничкин глотал по три таблетки феназепама, запивая транквилизатор коньяком. Через пять минут его плоть охватывала блаженная нега, он был готов дружить и с Богом, и с дьяволом, а потом, расслабленным, засыпал на кожаной кушетке прямо в кабинете.

Изможденным на утро третьего дня до последнего края, Паничкин распорядился по телефону отмыть пациента Северцева в душе, постричь цивильно и накормить обедом, предназначенным для персонала. Затем одеть мальчика во все новое больничное и доставить к нему, Паничкину, прямо в кабинет для терапии.

Что и было сделано.

Леонид, одетый во все новенькое – белое, сидел напротив стола психиатра, а взгляд его был ангельски покорным, будто мальчик продолжал просить прощения за давешние оскорбления.

Паничкин постарался улыбнуться, потом спросил сипло:

– Тебя как зовут?

– Леонид, – ответил невольник советской психиатрии.

– Да-да. А меня Паничкин. Доктор Паничкин.

– Очень приятно.

– И мне…

Потом они долго молчали. Леонид не отрывал своего чистого взгляда от психиатра, тот в свою очередь потупленно глядел в пол, иногда лишь вскидываясь головой.

– Вы так не расстраивайтесь, – предложил Леонид. – Все будет хорошо.

– А как ты выжил? – неожиданно вырвалось у Паничкина.

– Все очень просто, – пояснил Северцев, – мне Данилка помогал.

– Это какой Данилка?

– Которого вместо меня на саночках свезли.

– Он что, тоже выжил?

– Выжил!.. Он вас тоже навестит!.. И Ирочка!

Были речи мальчишки абсолютно ненормальными на взгляд Паничкина, показывающие на шизофренический диагноз. Но психиатру все равно стало почему-то страшно, как никогда в жизни, хотя перевидал он на своем веку столько шизофреников, сколько нормальных людей не видел.

– Шутишь?

Леонид улыбнулся виновато и признался:

– Шучу! Разве может мертвый олигофрен мне помочь?

– Нет, – твердо ответил психиатр.

– Значит, шутка.

И здесь Паничкин все понял. Мысли побежали скоренько, складываясь в логическое построение.

Точно!!! Завхоз Берегивода! Бывший следак!.. Его кровавых рук дело!.. С его слов, якобы замки не открывались много лет! А где тому свидетели?.. Заставил, гэбэшная сволочь, персонал молчать о том, что мальчика кормили, учили и его психика вошла в нормальное русло! Подставу готовил, расстрельщик, коварную!.. Ишь, изощренный деспот, еще надпись соорудил пугающую! Своим дерьмом нагадил или?..

Главный психиатр просиял лицом. Теперь ему все было ясно, как в весеннее солнечное утро ясно в небесах.

– Берегивода? – заговорщицки вопросил он.

Леонид покорно согласился.

– Да. Вы – проницательный!

– Тридцать лет в психиатрии!

– Солидно.

– А тебе сколько лет?

– Семь.

– А мыслишь на восемь.

– Спасибо.

– А зачем Берегивода хотел подставить меня? Отвечай смело, меня можешь не бояться!

– Не знаю, – с неподкупной искренностью ответил Леонид. – Я мальчик, я таких вещей не понимаю. Мне семь лет, и я хочу в школу!

– В школу?