Леонид обязательно умрет

Пока киргиз с напарником прилаживали к седлу животного инструмент, Ангелина всматривалась в глаза подростка, такие же черные, как у отца. Она почему-то была рада, что у ребенка белки глаз еще с нежным голубым отливом, что кровь пока не смешалась с небесными цветами.

– Пора, – сообщил киргиз.

– Да-да, – кивнула она.

Напарник что-то по-птичьи сказал мальчику, и тот, задрав белое платье до колен, побежал быстро в сторону ангара.

– Через сутки я улечу, – предупредил киргиз.

Она вновь кивнула.

Не попрощалась, пошла рядом с ослом, ведя того под уздцы, точно так, как это делал араб Иван.

«Поклажи всего-то два рюкзака и винтовка, – подумала Геля. – А животные только демаскируют…»

После часа ходьбы по осыпающемуся песку она думала по-другому.

Иван что-то сказал, указывая на седло.

Облизав губы, она села на осла и, покачиваясь, продолжила путь. Через полчаса и араб Иван воспользовался могучей спиной ослика.

Солнце вскипятило ее мозги, несмотря на желтую косынку, завязанную под подбородком на два крепких узла. Из-под мотоциклетных очков лил пот, а запотевшие стекла искажали мир до неузнаваемости. Она потеряла счет времени, ее тело то становилось мокрым, то высыхало в мгновение, заставляя кожу зудеть, как будто на ней завелись паразиты.

– Два тсаса итем, – донеслось до нее.

Ей казалось, что она вечность пересекает на спине осла.

«Ага! – почему-то обрадовалась она. – Говорит все же!»

– Как тебя зовут? – спросила.

Ответа не последовало.

Она переспросила.

Молчание.

Поняла, что не ответит.

Потом она почувствовала, как горят огнем ее ляжки. Натерла боками осла… Становилось все больнее, но физическое страдание заставляло мозг осознавать реальность.

Потом она услышала.

– Три тсаса итем.

«Сколько сейчас времени?» – подумала она и посмотрела на часы. Сквозь запотевшие стекла ей удалось лишь определить сектор на циферблате, напрягала глаза, чтобы увидеть, где большая стрелка, а где маленькая… Потом вдруг поняла, что время на часах родное, чрезвычайно далекое, а здесь, вероятно, другой часовой пояс, арабский…

Ее ослик вдруг стал спотыкаться, и она решила, что он не предназначен для обратного пути. Ослик в одну сторону. Это означало, что она тоже должна погибнуть… Может быть, ей так кажется от жары. Ослик отдохнет и…

– Стесь, – услышала она голос Ивана.

Открыла глаза и увидела, как шоколадный человек вдруг стал необычайно подвижным – быстро стащил поклажу со своего осла, надел на его морду большой мешок, затем двумя веревками связал животному задние ноги, с силой дернул за них, укладывая живой транспорт на песок.

Она тупо смотрела на происходящее, пока Иван не подошел и не хлопнул ладонью по ее бедру.

Неожиданно в мозгах наступило полное прояснение. Она вспомнила, зачем здесь, слезла с осла, сама отвязала винтовку, взяв ее на руки, словно младенца.

С ее ослом Иван произвел те же манипуляции, что и со своим. Через минуту животные лежали рядом, казались мертвыми, лишь иногда дергали связанными ногами в конвульсиях, будто подыхали.

Он махнул рукой, призывая девушку за собой. Сам полез на бархан, да так ловко, что показался обезьяной – быстро-быстро перебирал ногами по осыпающемуся песку. Впрочем, до верхушки не добрался, прилепился телом к песку, жестами призывая Ангелину последовать за ним.

У нее так ловко не получилось, да и натертые ляжки жгло нестерпимо, тем не менее она добралась до араба Ивана, обнаружив на высоте поднятой руки изготовленную лежку.

Осторожно вползла в углубление, втянула за собой винтовку. Что делать дальше, она знала сама, поэтому араб за ней не полез, оставаясь прилепленным к песку, как муха к липкой ленте.

Лежка была выстелена потертым ковром, в углу раскопки стояли металлический кувшин с водой и футляр с цейсовским биноклем.

Первым делом она щелкнула никелированными затворами и достала окуляры. Высовывала из лежки голову медленно, словно кобра, готовящаяся к атаке, или перископ подлодки. Если кто-то наблюдает за барханами, то ее вряд ли заметят. Даже бинокль был песочного цвета.

Внизу оказалось нечто вроде заброшенного оазиса. Несколько построек, между которыми росли пальмы. Геля видела такие в Ботаническом саду.

Казалось, оазис был пуст от людей и животных. Стояла тишина, только ветер гонял струйки песка.

Она знала, что все может оказаться напрасным, но также ощущала наверняка, что противник опытен и даже в таком Богом забытом месте стережет свою жизнь аккуратно.

Она сняла мотоциклетные очки и с минуту чувствовала себя ослепленной, будто ей в глаза расплавленного золота налили.

Пришла в себя быстро и вновь уставилась в бинокль, сантиметр за сантиметром оглядывая периметр.

Никого…

Она попила воды – теплой, с металлическим привкусом. Потом опять смотрела…

Время для нее остановилось… Так всегда, когда приходило время работать, она проглатывала его огромными, но вместе с тем незаметными порциями. Лебеда – лошадь Мюнхгаузена…

Геля забыла и про араба, и про весь мир. Теперь, когда она расчехлила своего родного «токаря» и наблюдала сквозь линзы оптического прицела, целым миром для нее стал этот заброшенный оазис…