Альбом I’m Your Man получил хвалебные отзывы критиков по обе стороны Атлантики. Джон Роквелл в «Нью-Йорк Таймс» назвал его шедевром; Марк Купер написал в британском музыкальном журнале Q, что это лучший альбом Коэна с середины 70-х. Леонард отточил «искусство быть Леонардом Коэном… как обычно, великолепные мелодии и стареющий поэт, который относится к себе очень серьёзно — пока у него не появляются чёртики в глазах» [5]. «Все главные критики того времени написали на него рецензии, — говорит Вайс, — и эти рецензии были поразительно комплиментарными». Те, кто считал, что Леонард уходил, теперь радовались его возвращению.
7 февраля Леонард отправился в Европу в промо-тур — давать интервью. Все очень ждали концертного тура, начало которого было назначено на апрель.
Леонард вернулся в Лос-Анджелес готовиться к концертам, но была одна серьёзная проблема: его менеджер умирал. У Марти Машэта был рак лёгких, и хотя всем вокруг было очевидно, что дело плохо, он сам был убеждён, что выкарабкается. В начале марта до тура оставалось несколько недель, и Леонард был как на иголках. Аванс за тур поступил на счёт фирмы Machat & Machat, и Леонарду был нужен доступ к деньгам. Он позвонил Марти. Трубку взяла его подруга, Аврил.
Вот что рассказывает Стивен Машэт: «Папа был очень молчаливый и застенчивый, Леонард был очень молчаливый и мрачный, а между ними была Аврил». Машэт пренебрежительно отзывается о возлюбленной своего отца как о «женщине, которой папа давал деньги, чтобы она занималась пиаром Леонарда» и о женщине, которую он «держал рядом с собой, потому что он думал, что Леонард хочет, чтобы она была рядом». Леонарда Стивен Машэт тоже не любил: «Он мне никогда не нравился, с первой же встречи. Он никогда не смотрит тебе в глаза, никогда. Он играет в жертву». Но Марти Машэт, по его словам, любил Леонарда и для него был готов сделать больше, чем для всех остальных. Видимо, и сам Стивен не был исключением, что не улучшало его отношения к Леонарду. «Папа разговаривал с Леонардом по телефону. Папе на всех было плевать, он хотел только денег, но с Леонардом он сидел часами, он его слушал. Если Леонард заболевал, папа места себе не находил: «Ах, у Леонарда простуда». Это вообще интересно. Когда Леонард поехал в Израиль и притворялся, что собирается воевать, папа внезапно обнаружил, что в нём есть еврейская кровь».
Стивен знал, что жить его отцу оставалось недолго. Он уже практически видел, как над ним собираются стервятники, и считал Леонарда одним из них. Но Леонард, которому предстоял большой тур в поддержку самого, возможно, коммерческого альбома в его карьере, делал всё, что мог. Стивен Машэт говорит, что Леонард обратился к нему за помощью и что ради отца он согласился. Может быть, и так, хотя всё свидетельствует о том, что к юристам Леонард обращался за советами, а за помощью — к женщинам. С благословения Марти Аврил пошла с Леонардом в банк получить нужные ему деньги. Келли Линч, секретарь и ассистент Марти, взяла на себя административную сторону тура. Когда 19 марта 1988 года Марти умер (ему было шестьдесят семь лет), Линч забрала из офиса Machat & Machat все бумаги, касающиеся Леонарда, которые, по словам юристов, она имела право взять, включая документы паблишинговой компании, организованной Марти для Леонарда. Все эти бумаги Линч отвезла в Лос-Анджелес, где она организовала свою штаб-квартиру и день ото дня становилась столь же необходимой Леонарду, каким раньше был для него Марти. В какой-то момент у Леонарда и Келли случился роман. В конце концов она стала его менеджером.
Тем временем Роско Бек собирал для Леонарда группу. Леонард просил его поехать с ними в качестве музыкального директора, но у Бека были обязательства — ему предстояло продюсировать альбомы для гитариста Эрика Джонсона и немецкой актрисы и певицы Уте Лемпер. Итак, в группу Леонарда вошли: Стив Мидор и Джон Билезикджян (они оба играли с Леонардом в туре 1979–1980 годов); Стив Зиркель — бас; Боб Метцгер — гитара и стил-гитара; Боб
Фёрго и Том Макморран — клавишные; и две новые бэк-вокалистки — Джули Кристенсен и Перла Баталья.