За следующие четыре недели Леонард написал «по крайней мере четыре или пять законченных текстов, — вспоминает Фюрей, — очень виртуозных и идеальных по форме» — как сонет. Затем Фюрей начал сочинять на них музыку. Проект получил название Night Magic («Магия ночи»). «[Это была] практически история Фауста, — говорит Фюрей, — но в роли Мефистофеля там были три ангела-подростка, появляющиеся за окном, а цена, которую нужно заплатить, это пережить блаженство, спасение и распад». Леонард и Фюрей работали над мюзиклом с перерывами следующие полтора года — главным образом в Париже, где Фюрей жил со своей женой и куда Сюзанна планировала переехать с Адамом и Лоркой. Доминик Иссерманн тоже жила в Париже. Ещё на Гидре у Леонарда с красавицей-фотографом завязалась дружба, которая продлится много лет.
Пока Фюрей искал финансирование для своего проекта, Леонард начал работу над коротким музыкальным телефильмом для «Си-би-си» под названием I Am a Hotel («Я — отель»), сюжет которого вращался вокруг нескольких персонажей в вымышленном отеле. В фильме Леонард играет давнего постояльца отеля; он курит сигарету и наблюдает за историями остальных персонажей, которые разворачиваются без диалогов, под музыку пяти его песен: «The Guests’ (именно она вдохновила весь фильм), «Memories», «The Gypsy’s Wife», «Chelsea Hotel К2» и «Suzanne». Фильм вышел в 1983 году, а в 84-м стал победителем фестиваля развлекательного телевидения «Золотая роза» в Монтрё. Тем временем Леонард вёл переговоры с издательством McClelland & Stewart о своей новой книге. Книга сменила несколько рабочих названий (The Name — «Имя», The Shield — «Щит»), прежде чем получила окончательное название: Book of Mercy, «Книга милосердия».
Деннис Ли, которого Макклелланд тогда недавно нанял на должность главы поэтического отдела, — поэт и эссеист, автор книги Savage Fields: An Essay in Literature and Cosmology («Свирепые поля: эссе о литературе и космологии», 1977), в которой он исследовал роман Коэна «Прекрасные неудачники» и роман в стихах Майкла Ондатже The Collected Works of Billy the Kid («Собрание сочинений Билли Кида»). Ли вспоминает: «Десять или двенадцать месяцев мы с Леонардом практически не расставались и очень близко узнали друг друга в одной этой узкой сфере — его новой книге».
Леонард называл эту книгу «молитвенником… священной беседой». «[Это была] для меня тайная книга, — объяснял он, — предназначенная для людей, похожих на меня, которые могли бы использовать её в какой-то важный момент» [22]. Он написал эту книгу, потому что обнаружил, что «неспособен говорить как-либо иначе. Я чувствовал, что долгое время, много лет, у меня был кляп во рту, меня заставляли молчать. Я только с большим трудом мог с кем-либо разговаривать, даже о самых простых вещах. А когда мне удалось заговорить, получились именно эти слова — обращение к источнику милосердия» [23].
Потерпев сокрушительное поражение, я пришёл к тебе, и ты принял меня с ласковостью, о которой я не смел вспоминать. Этой ночью я снова иду к тебе, осквернённый стратегиями и в плену одиночества своего крошечного царства. Установи свой закон в этих тесных стенах.
(«6», «Книга милосердия»)
«Содержание — молитвенность того, что он писал в этой книге, — в каком-то смысле присутствовало у него всегда, — говорит Ли, — но в этот раз он снял белые перчатки и стал работать более прямо и откровенно, чем прежде. Я прекрасно видел, что он открывает новую для себя территорию». Ли вспоминает, что первая рукопись «Книги милосердия» «была гораздо менее проработана, чем книга, которую вы сейчас можете прочесть. Некоторые из самых лучших вещей были написаны уже позже. Я помню, как мы не покладая рук работали в Торонто, а потом на полпути он то ли на месяц, то ли на два месяца уехал во Францию (он говорил, что ему очень одиноко без детей), а когда вернулся, то рассказал, что он там постоянно слышал в голове мой голос, который говорил ему то же самое, что я сказал перед его отъездом: «Думаю, это ещё не всё». Он не был оперной примадонной — «Я Леонард Коэн, и ты не можешь мне ничего предлагать». Он был очаровательнейшим и благороднейшим человеком и делал всё, чтобы книга удалась, несмотря на всё, что происходило в его жизни. По вечерам ему было нечего делать — только работать с рукописью, пытаться найти новый материал. Он приносил такое, что просто ошеломляло меня».