Леонард Коэн. Жизнь

Читателям, привыкшим к материалам о кинозвёздах и о реабилитационном центре Бетти Форд, пришлось узнать о том, как непопулярный в Америке канадский певец после «кратких периодов депрессии» приходит в себя в «центре медитации и ручного труда» у Роси. Леонард объяснял: «Когда я приезжаю туда, я как будто счищаю с себя ржавчину… В остальное время я живу один. Никто не может жить со мной. У меня почти нет личной жизни». Последнее заявление настолько расходилось с концепцией журнала People, что они отправили репортёров к его бывшей партнёрше. В своём интервью Сюзанна рассказывала: «Я верила в него. Раньше он вёл людей в правильном направлении, к мягкосердечию. Но потом я стала очень одинока — поэзия просто-напросто не подтверждалась фактами». В статье также приводилось заявление Сюзанны о том, что Леонард не соблюдает договорённость об алиментах. Леонард в свою очередь пожаловался на то, что у Сюзанны «потребительские привычки, как в Майами» и прибавил: «Моя единственная роскошь — билет на самолёт, чтобы иметь возможность в любое время оказаться в любом месте. Всё, что мне нужно, это стол, стул и кровать» [16].

В документальном фильме Гарри Раски Song of Leonard Cohen, показанном в Канаде в 1980 году, Леонард предстаёт в более достойном свете. В первой сцене он сидит на подоконнике (символическое место!) в своей монреальской квартире. Жилище его имеет спартанский вид — ничего лишнего — и больше похоже на его квартиру в Лос-Анджелесе или дом на Гидре, чем на полный безделушек и книг коттедж по соседству, в котором он раньше жил с Сюзанной и детьми. Здесь — пустые белые стены, крашеный пол, старый деревянный стол, старомодная ванна на ножках в виде звериных лап. Кроме того Леонард показан в окружении друзей и доброжелателей. Мы видим, как его соседка Хейзел Филд — длинноногая, с выпрямленными волосами — перелезает через решётку с чашкой кофе для Леонарда в руках. В гости заходит Ирвинг Лейтон с юной блондинкой; Леонард включает для них свою песню «The Window», и они сидят и слушают, околдованные музыкой.

«Я считал Леонарда гением с момента первой встречи, — заявляет Лейтон. — [Его песни обладают] качеством таинственности, обречённости, угрозы, печали, драматическим качеством, которое можно найти в английских балладах, в шотландских балладах [XII–XIII веков]». Раски спрашивает Лейтона, печальными или радостными находит он песни Леонарда, и Лейтон отвечает: «И то и другое. В песнях Леонарда мне особенно нравится то, что я называю депрессивно-маниакальным качеством. Если вы заметили, в своих самых выразительных и трогательных песнях он всегда начинает с ноты страдания, тоски, печали, а затем каким-то образом доводит себя до состояния экзальтации, эйфории, словно вырвался на свободу из оков дьявола, меланхолии, боли» [17]. Впрочем, по словам Лейтона, у евреев «всегда был дар тревоги, боли и одиночества» [18]. Скитающийся канадец сообщает Раски, что «устал всё время переезжать» и хотел бы «некоторое время пожить в одном месте». Правда, «всегда находились веские причины для переезда» [19].

24 октября 1980 года Леонард снова приехал в Европу: его ждали пять недель концертов. На этот раз Дженнифер Уорнс решила не участвовать в гастролях, и таким образом Шэрон Робинсон осталась его единственной бэк-вокал исткой. К этому времени у Леонарда и Шэрон завязались более близкие отношения. В

Израиле они начали сочинять вместе песню под названием «Summertime». У Шэрон, рассказывает Леонард, «была мелодия, к которой я ещё не написал текста, но которая мне ужасно нравилась». В лобби их отеля в Тель-Авиве стоял маленький рояль, Шэрон сыграла на нём свою мелодию, и Леонарду она понравилась. «Не сходя с места, — вспоминает она, — он принялся искать подходящие слова». Правда, сам Леонард так и не записал эту песню — первую, которую они сочинили вместе, — зато свои версии «Summertime» записали Дайана Росс и Роберта Флэк.

Тур завершился двумя концертами в Тель-Авиве. Шэрон вспоминает, что Леонард свозил музыкантов на Мёртвое море и в кибуц. После этого Леонард улетел в Нью-Йорк. Он собирался праздновать Хануку в своём номере в отеле «Алгонквин» вместе с Адамом и Лоркой. Он принёс свечи и молитвенник, а также блокнот. После праздника, оставшись один, он открыл блокнот на странице, где уже начал писать свой мощный и прекрасный гимн смирению — «If It Be Your Will» («Если будет на то Твоя воля»).

* * *

Итак, занавес опустился, и Леонард неслышными шагами ушёл со сцены. Если уж уходить из музыкального бизнеса, почему бы не сделать этого прямо сейчас? Тур закончился; хотя концерты были хороши, его последний альбом продавался плохо. Мир был занят другими делами; вряд ли по Леонарду кто-то будет скучать.

- В чём было дело — вы утратили интерес или просто исчерпали свои силы?