Читаем Леонард Коэн. Жизнь полностью

Леонард не знал точно, когда он утратил контроль над альбомом, но он знал, что это так. «Это было не классно и расслабленно, но Леонард был очень собранным, он держался с достоинством и очень профессионально, — говорит Дэвид Кессель. — Потом он оказался в странной ситуации». Всё предприятие, как выразился Леонард, было похоже на пытку. Спектор, который не жалел сил, чтобы получить нужный звук, — так же, как Леонард, который постоянно всё переписывал, — часто заставлял его ждать до двух и трёх часов ночи, а то и до четырёх, когда Леонард уже был слишком измучен, чтобы петь. «Это был просто такой период, когда я был не на высоте и не мог противиться Филу и его сильному влиянию на альбом, а затем его захвату альбома», — говорит Леонард [7]. Ранним утром, глядя, как Спектор увозит плёнки к себе домой, Леонард садился за руль и ехал в свой арендованный дом в чужом городе, к семье, бывшей на грани развала.

«Я не справлялся с семьёй, с работой и с жизнью, и это было очень, очень чёрное время, — рассказывал Леонард. — Я психовал, и [Спектор] совершенно точно психовал тоже». Если Леонард реагировал на проблемы «уходом в себя и впадением в меланхолию», то Спектор был склонен к «мегаломании и безумию, а также тяге к оружию, которую было невозможно выносить. Все были вооружены до зубов, все его друзья и телохранители, и все были пьяны или под кайфом — ты идёшь и поскальзываешься на пулях, ешь гамбургер и натыкаешься в нём на револьвер. Всюду валялись пистолеты. Фил был неуправляем». Однажды во время записи, в четыре часа утра, когда Леонарду наконец надо было петь, Спектор вышел из аппаратной с полупустой бутылкой Manischewitz в левой руке и пистолетом в правой. Он дружески обнял Леонарда за плечо, а затем ткнул ему в шею дулом пистолета. «Леонард, я тебя люблю», — сказал он, взводя курок. «Надеюсь, что так, Фил», — ответил Леонард [8].

«Пули, валяющиеся на полу, это преувеличение», — говорит Дэвид Кессель, и он, скорее всего, прав. Чем больше человек даёт интервью, тем более отточены его истории и тем больше он склонен преувеличивать. «Пули на полу студии не валялись, — продолжает Кессель. — Он, наверное, говорит про особняк Фила. Если на то пошло, многие американцы зачем-то владеют огнестрельным оружием. Конституция это позволяет». Дэн Кессель: «Леонард, казалось, был заинтригован Спектором и его компанией, он часто говорил про нас какие-то остроумные и проницательные вещи, но я никогда не чувствовал, что ему некомфортно из-за оружия или ещё почему-то. Наоборот, он по-своему, тихо, наслаждался всем происходящим».

Стэн Росс, ассистент звукорежиссёра и один из владельцев студии Gold Star, считает иначе. «Моё главное воспоминание обо всём этом — что и Фил, и Леонард были недовольны тем, что у них получалось, и, по-моему, совершенно справедливо» [9]. Пианистка Девра Робитай, ассистент и любовница Спектора, игравшая на Death of a Ladies’ Man на синтезаторе, согласна с Россом. Она рассказала биографу Спектора Мику Брауну, что Леонард и Спектор «совершенно не совпадали во взглядах. Между ними было много творческих разногласий. Это всегда было очень напряжённо, очень дискомфортно». И ещё непредсказуемо. Спектор «мог быть в прекрасном настроении, а мог быть совершенно безумен. В большой степени это было из-за алкоголя. Иногда дело было в чьих-то словах, иногда на него просто находило такое настроение, и он в гневе уходил. Все болтаются в студии, а потом эмоции накаляются, на часах уже пять утра, все дико устали… Пару раз он напивался и отрубался прямо посреди комнаты — тогда мне с Ларри [Левином, звукорежиссёром] приходилось поднимать его, усаживать на стул и приводить в чувство, и иногда он каким-то образом собирался, и получался блестящий дубль, момент гениальности» [10]. Даже Левин, давний соратник и друг Спектора, был принуждён сказать, что Фил был «не в лучшей форме» и Леонард «заслуживал результата получше» [11].

Во время записи под дулом пистолета оказался также скрипач по имени Бобби Брюс. Было уже поздно, и он записывал соло в «Fingerprints», стилизованной под кантри песне о влюблённом человеке, теряющем свою личность. Как вспоминает Дэн Кессель, Спектор «хотел, чтобы Бобби сыграл снова с определённым ощущением. «Сделай это вот так, Бобби. Нет, вот так». Атмосфера была напряжённая, и в попытке разрядить её Бобби заговорил жеманным голосом (Дэн показывает): «Ну конечно, Филипп, я всего лишь майонез в твоих руках. Обычно Фил бы просто рассмеялся, но сейчас он был не в настроении шутить». Спектор достал пистолет. Левин пытался всех успокоить, но Спектор отказался убирать пистолет. Левин пригрозил выключить всё оборудование и уйти домой. «Тогда он понял, что я настроен серьёзно, и убрал пистолет, — говорит Левин. — Я любил Фила. Я знал, что это не настоящий Фил» [12]. Брюс тихо убрал скрипку в футляр и смылся.

Перейти на страницу:

Все книги серии Music Legends & Idols

Rock'n'Roll. Грязь и величие
Rock'n'Roll. Грязь и величие

Это ваш идеальный путеводитель по миру, полному «величия рока и таинства ролла». Книга отличается непочтительностью к авторитетам и одновременно дотошностью. В ней, помимо прочего, вы найдете полный список исполнителей, выступавших на фестивале в Гластонбери; словарь малоизвестных музыкальных жанров – от альт-кантри до шугей-зинга; беспристрастную опись сольных альбомов Битлов; неожиданно остроумные и глубокие высказывания Шона Райдера и Ноэла Галлахера; мысли Боба Дилана о христианстве и Кита Ричардса – о наркотиках; а также простейшую схему, с помощью которой вы сможете прослушать все альбомы Капитана Бафхарта и не сойти с ума. Необходимые для музыканта инструменты, непредсказуемые дуэты (представьте на одной сцене Лу Рида и Kiss!) и трагическая судьба рок-усов – все в этой поразительной книге, написанной одним из лучших музыкальных критиков современности.

Джон Харрис

Биографии и Мемуары / Музыка / Документальное

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии