– Тебе нравится Герда? – спросил я, уводя разговор в сторону.
– Да, – отозвался он без выражения. – Главное, чтобы она нравилась тебе.
– Вы с мамой и правда любили друг друга?
– Мы и сейчас любим, – выговорил он почти со злобой. – Ты просто не понимаешь… ничего.
Я подумал привычно, автоматически: а если бы мои отец и мать приняли участие в коммерческой программе Семья Надир? По отдельности? Вместе? Что подсказали бы им нейросети?
– И как вы жили, пока меня не было? – я снова уводил разговор от опасной темы.
– Как обычно, – он пожал плечами. – Горевали о тебе. Пряча свое горе друг от друга. Твои братья стали изгоями в школе, но потом как-то… Чем больше силы набирал Базиль, тем меньше вспоминали Ойгу и его семейство…
Он вздохнул.
– С тех пор, к счастью, убийств не случалось. Судились из-за имущества, дрались из-за супружеских измен… Стража разленилась. Спокойный город…
– А пираты? – небрежно спросил я.
– Да, – отец помрачнел. – Ходили слухи о лютых пиратах на далеких морских путях… Потом пропали. А потом, говорят, какие-то добрые люди сняли бедствующих с необитаемого острова…
Слова «добрые люди» прозвучали так желчно, что могли бы и губы обжечь.
– …И теперь добрые люди на дне, а пираты снова в деле, не столько пограбить, сколько поиздеваться. Купцы запросили морскую охрану, охрана задрала цены, судятся вот… Но к городу пираты не подойдут, это исключено. Аркбаллиста стреляет дальше, чем боевое заклинание, и…
Рядом на городской стене, почти над нашими головами, грохнула пушка и что-то неразборчиво закричали несколько голосов. «Подзорную трубу!» – рыкнул кто-то морским хрипловатым басом.
– Спокойный город, – сказал я с ухмылкой.
Баллиста и ветер
Торговый корабль погружался на глазах, мачты догорали. Корабли береговой охраны занимались в основном тем, что пытались оттащить умирающее судно в сторону и не дать загромоздить проход в бухту. Я кружил в небе, холодным взглядом чайки отмечая подробности.
Корабль не грабили – его разносили в клочья. Дорогие шелка, сундуки с пряностями – все вперемешку, рассыпанное, изрубленное. Волны скатывались с палубы, смывая кровь. Кто-то был привязан к мачте – мертв. Остальная команда, вероятно, давно за бортом.
Единственный выживший, сумевший дотащить по ветрам эту развалину ко входу в порт, сидел сейчас в шлюпке, наполовину заполненной водой, и тоже готов был захлебнуться. Я в обличье чайки спикировал на голову капитану береговой охраны и нагадил ему в шляпу. Тот озверел, заметался по палубе, но разглядел наконец утопающего.
Его подняли на борт, и был он единственный уцелевший свидетель.
– Мы шли с грузом. Они перехватили. Мы подчинились, у нас нет даже оружия… ничего нет, а они боевые маги… Мы готовы были отдать товар, но они просто начали убивать…
В огромном кабинете с окнами, выходящими на четыре стороны, портал-ловушка на мраморном полу прикрыт был толстым ковром, и на ковре лежал выживший счастливец – бледный, полуживой, изможденный.
– От семьи Кристалл прячут важнейшие сведения, – сообщил я дяде, игнорируя мэра. Мэр побледнел; невысокий, плотный, смуглый, от волнения он принимал темно-лимонный оттенок.
– Господин, э, Леон… Обстоятельства происшествия еще не расследованы…
– Чуть ли не на глазах всего порта корабль подожгли и потопили, и перебили команду. Господин мэр, у вас процветает пиратство прямо рядом с городом, а вы ничего не делаете. Они что, вам отстегивают?!
В первый момент он не понял слова «отстегивают», потом догадался, и его лимонный цвет сменился томатным.
– Как вы можете… предположить…
Я склонился над моряком:
– Почему они не забрали товар? Они ведь хотели грабить, так? Почему они все выпотрошили, как сумасшедшие?!
– Им не нужен был товар, – прошептал моряк. – Они хотели выпытать… расспросить… сведения. Но мы ничего не знали…
Он закашлялся.
– Сведения? – я поначалу не поверил. – О чем?
– Они ищут… парусник с двумя мачтами, с косыми парусами… По описанию бригантина, называется «Герда».
– Я вернулся, как обещал, – рука моя коснулась порога.
Братья ждали внизу, в прихожей, и вовсе не выглядели счастливыми.
– Леон, – Эд заговорил первым. – Она ничего не хочет. Мы предлагали ей погулять, послушать музыку в городе, покататься на лошади… Но она даже не ест, кажется. И не позволяет Лине убрать в комнате.
– Мы честно все делали, – ломающимся баритоном подтвердил Рамон.
– Спасибо, – я кивнул.
В руках у Рамона был ковш с заранее разогретой водой, он ждал меня у рукомойника с полотенцем на плече. Я подставил ладони; кто знает, сколько раз он разогревал эту воду, ожидая меня…
В мансарде играла шкатулка деда Микеля.
Я вошел без стука. Герда дремала в кресле, а напротив окна висел портрет – развернутый к стене лицом. Я отлично помнил его изнанку. Я сам иногда его поворачивал, когда не хотел, чтобы прабабка на меня смотрела.
Музыка закончилась – оборвалась. Герда открыла глаза. Я боялся увидеть на ее лице деревянное выражение носовой фигуры, но она быстро заморгала и обняла меня, молча, крепко, как редко когда обнимала.
Я замер.
– Леон, – спросила она меня на ухо, – что ты ей продал?