Леон

Я нашел палку на груде сухих водорослей. Босиком вышел на полосу гладкого, мокрого песка, где отпечатались следы гуляющих, собачьи лапы и птичьи ласты с перепонками. Я размашисто, от души выписал относительно новое свое заклинание – «легкое удивление». Задумано было так: приходит дама в общество, потрет камень на своем перстне – и всякий, кто увидит его блеск, удивляется ее красоте, наряду и уму, но потихоньку удивляется, пальцем не тычет…

– Ой, что это?

– Смотрите! Идите скорее сюда!

Все, кто был на берегу в радиусе ста шагов – взрослые, и дети, и собаки, – ринулись к моей закорючке, выписанной на мокром песке. Я еле успел отбежать в сторону. Одновременно прибыли человек пятнадцать, благо пляж был не очень людный, а то случилась бы давка. Они громко удивлялись, изумлялись, потом выхватили из карманов телефоны – а Герда уже объяснила мне, что это такое, – и принялись фотографировать песок. Пришла волна, окатила людей выше колена, смыла заклинание; снова удивленные, но теперь уже и растерянные, они переглядывались, не понимая, что же привело их сюда, что заставило ловить картинку в объектив. Кое-кто украдкой просматривал свои фотографии – но мое заклинание, ухваченное хитрой электронной памятью, потеряло силу.

Собаки, несколько встревоженные, вертелись вокруг хозяев.

Я посмотрел на Микеля – оценит ли? Тот указал пальцем в небо. Я поднял голову, но там ничего не было, даже давешнего дирижабля, я увидел разве что облако, тонкое, как перышко, и розовое, как поросенок. И тут же возобновились потрясенные крики: люди фотографировали теперь небо – все люди, сколько их было видно на пляже, поблизости и в отдалении: «Смотрите, смотрите!» Я и сам на секунду почувствовал детское радостное потрясение, хотя в облаке не было ничего особенного – кроме единственной миссии удивлять, которую вложил в него Микель.

Он потер ладони, будто стряхивая невидимые песчинки. Облачко растаяло, люди жмурились в лучах заходящего солнца и делали вид, что ничего не случилось. А возможно, и правда обо всем немедленно забыли.

Солнце касалось горизонта и казалось уже не круглым, а угловатым, будто кирпич.

– Я сдаюсь, – сказал я Микелю.

Он прищурился:

– Знаешь, я многое прощаю ученикам. Только не лень. Работай, или ночуешь до утра в собачьей шкуре.

Тоже мне угроза, подумал я. Отошел в сторону, глядя на уходящее солнце.

Прямо по кромке воды, босиком, в задумчивости шла некрасивая девушка с отстегнутым поводком в руках, а ее пес с мордой жизнерадостного дурачка пытался догнать чайку. Птица, кажется, развлекалась, пролетая туда и сюда, снижаясь, провоцируя и взлетая снова. Птице было весело, в то время как собака все больше обижалась.

Девушка не смотрела на пса. Между ее светлыми бровями лежала складка. Глаза видели в этот момент что угодно, но не песок и не пену прибоя.

Я подобрал из-под ног плоскую ракушку цвета топленого молока, с еле заметным рельефным рисунком на внешней поверхности. Подошел к девушке (солнце наполовину ушло под воду). Девушка удивленно подняла голову, ее затуманенные глаза прояснились.

– Купите у меня ракушку, – сказал я, протягивая мой товар на ладони. – Очень хорошая. Редкая. Выполняет одно желание. Цена – любая монета, что найдете в кармане.

Она секунду смотрела непонимающе. Я был готов, что она фыркнет и уйдет, но складка между ее бровей вдруг разгладилась.

– Хорошая сделка…

Она сунула руку в карман джинсовых шорт и принялась искать, и я запоздало вспомнил, что мне говорила Герда: здесь люди редко носят с собой деньги, за все платят карточками…

– Есть, – девушка показала мне маленькую белую монету. – Пойдет?

Я протянул ладонь. Зажал в кулаке свою первую выручку в новом мире. Отдал ракушку покупательнице:

– Насчет желания – я не вру. Загадывайте внимательно.

– Спасибо, – она улыбнулась, сразу сделавшись почти красавицей. – Ты… забавный парень. Как тебя зовут?

– Леон.

Ее пес, оставив чайку, подскочил к нам и, припав на передние лапы, загавкал на весь пляж. Я улыбнулся, жестом попрощался и отошел, хотя девушке явно хотелось продолжить разговор. Ей было больше двадцати, и она отлично видела, что мне шестнадцать, но я выдернул ее из оцепенения, из одиночества, и она даже не флиртовала – просто хотела поговорить…

Микель стоял, скрестив руки на груди, наблюдая издали. Я подошел, показал монетку на ладони:

– Вы можете продать человеку за деньги то, что валяется под ногами?

– Забавный парень, – повторил он слова девушки, но с другой интонацией. – Ты даже магию не применял, впрочем, все честно, я и не ставил такого условия. Насчет желания – обманул девочку, да?

Пес вдруг загавкал с новой силой, радостно, и парень, трусящий мимо в спортивных шортах и майке, прервал свою пробежку:

– Диана? Что ты тут делаешь?!

Я стоял в пятидесяти шагах и видел, как у моей покупательницы вспыхнули уши под копной не очень густых, соломенно-желтых волос. И как она заговорила негромко, небрежно, пытаясь сдержать разъезжающиеся в улыбке губы, а пес прыгал вокруг, тучей поднимая песок и вертя хвостом на зависть ветряной мельнице.