Леон

– Не очень-то радуйся до времени. Пока что решаю я. Но потом – если все получится, если будешь умницей и если я в тебе не ошибся… Ты станешь по-настоящему свободным. Ну что, Леон, будешь еще огрызаться?

Я молчал. Он снова кивнул и заговорил другим тоном, по-деловому:

– Сейчас проведем небольшую проверку. Кто надоумил тебя зачаровывать предметы, вписывая в них заклинания? Отец? Кто-то еще?

– Я это сам придумал, – при мысли о какой-то «проверке» у меня опять ослабели колени.

– Покажи, – он открыл передо мной на столе толстый блокнот с белыми матовыми страницами. – Напиши любое твое заклинание.

И положил поперек страницы остро отточенный карандаш.

…Если бы я шагал сейчас по дороге к своему городу, или стоял, склонившись, на мосту, или бродил по улицам – десятки заклинаний моментально пришли бы мне в голову, и я бы выбирал, какое эффектнее. Но я стоял перед человеком, который имел надо мной полную власть, и что случится в следующую секунду – я не имел понятия.

Белый лист оставался белым.

– Не торопись, – сказал он по-приятельски. – Я же не думаю, что ты врешь, просто надо сосредоточиться, да?

«Сон в конверте»? «Голубые глаза»? Чтобы испытать первое, нужно лечь и уснуть, для второго необходимы серьги… Что можно вписать в лист бумаги? Каковы его свойства? Он белый, он легкий… Легкий. Когда-то я пытался делать на продажу мыльные пузыри, тяжелые, будто бильярдные шары. Хорошая игрушка, но они слишком быстро лопались. А доводить изобретение до ума в тот раз не хватило времени…

Я начертил на белом листе единственное, что сумел вспомнить, – заклинание тяжести.

Послышался странный звук – надрывный скрип дерева, такое бывает зимой, когда огромная ветка готова отломиться под грузом снега. Это скрипела столешница, прогибаясь.

Я испугался: что я сделал не так?! Попробовал взять блокнот в руки – легче было бы взвалить на плечи школьную карету. Блокнот наливался тяжестью, как спелая груша соком; вот покосилась пирамида книг на краю стола, накренилась, собираясь рухнуть…

– Хорошо, – сказал мой собеседник. – На карандаше, с другой стороны, есть ластик. Сотри свои художества поскорее, а то ведь стол хороший, антикварный, жалко его.

Негнущимися пальцами я перевернул карандаш и принялся тереть страницу фиолетовой круглой резинкой. Вот ведь отличная идея, крепить ластики прямо на карандаш, прекрасный вышел бы товар в моей лавке; я отвлекал себя дурацкими мыслями и тер, пока на месте заклинания не появилась дыра, и блокнот, потеряв свой ужасный вес, не начал ерзать у меня под руками. Стол скрипнул, будто вздохнул с облегчением, и распрямился.

– Ой как интересно, – пробормотал человек напротив. – И что ты на это скажешь?

Я посмотрел на него с молчаливым упреком: это я должен был что-то ему объяснять?!

– Никаких предположений? – спросил он с деланым сочувствием. Как ни был я растерян и сбит с толку, но снова начал злиться.

– Ладно. – Он встал во весь свой рост, и я инстинктивно отпрянул, будто защищая сердце. Он ухмыльнулся моей мнительности, подошел к окну, отдернул занавеску; к счастью, окно выходило на затененную сторону дома, и солнце здесь не слепило.

– Чему учил тебя отец? – Свет отражался в его глазах. Сейчас они казались голубыми, хотя раньше вроде были карими.

Снаружи, в развилке большого дерева с мясистыми листьями сидела белка с немного ободранным, но все еще годным хвостом. Я мельком подумал, с каким удовольствием бы запустил в этот огромный, отлично обставленный дом зверей из леса – пусть ломают антикварную мебель, пытаясь отполировать ее, пусть бьют фарфор, желая его вычистить, пусть нагадят в ванне…

– Учил призывать белок, – проговорил я сквозь зубы.

– Ну, призови. Если сумеешь.

Я с горечью вспомнил отца и ясно понял в этот момент, что он любил меня больше, чем братьев. И ждал от меня большего. А белки… ну что с них взять?

Я пробормотал коротенькое призывающее заклинание.

Секунду ничего не происходило. Я поверил, что ошибся. В этот момент в стекло снаружи тяжело стукнули, и я увидел прямо напротив своего лица разинутую пасть с выступающими зубами, пушистую острую морду и по бокам ее – два обезумевших черных глаза.

Белка неведомой силой удерживалась прямо на стекле, скребла по нему четырьмя лапами, так что визжали когти, и, кажется, пыталась прогрызть дыру. Я никогда не представлял, что пушистая белочка может быть такой страшной.

Я попятился, в этот момент на стекло навалились еще три темно-рыжих силуэта. Сквозь запертое окно было слышно, как они верещат, скребутся, барабанят, пытаясь войти, а за ними на лужайке все уже скакало от белок, и белки волной катились через забор, и через несколько секунд в комнате стало темно – шевелящийся живой ковер покрыл окно полностью, сотни жадных глаз глядели на меня с той стороны, сотни зубов искали, где вход.