Так, в 15-й и 19-й главах идет явное сопоставление двух правителей. Причем и там, и здесь затрагивается, так сказать, женский вопрос. Неудачная любовная интрига Николая I накануне в маскараде повлияла на его решение относительно Хаджи-Мурата. Приблизительно так же кончается и эпизод с Шамилем, его взаимоотношения с Амнет.
Общим также является наитие Николая, которое осеняет императора в момент принятия важного решения, и беседа с пророком в случае с Шамилем.[237]
Для полного уничтожения тиранов Л. Толстой применяет свой знаменитый прием нарочитого оглупления того, что им описывается.[238] Флигель-адъютант в покоях Николая I ступает так плавно, «что полный стакан воды, поставленный ему на голову, не пролился бы». Перед нами не что иное, как знаменитое фокусничество, процветавшее при дворе русского царя, о котором писал еще М. Гершензон.[239] Деталь со стаканом воды очень важна. Это не просто сравнение, а зримый образ. И образ этот вполне вроде бы никак не вяжется с общим настроением сцены (почитательность и подобострастность), а все в совокупности образует картину безумного мира.
«Диалектика души» здесь проявляется в спонтанности авторского сравнения. Это взгляд такого же простого и естественного человека, как и сам Хаджи-Мурат. То же самое можно сказать и об эпизоде с Амнет: «Она видела, как он (Шамиль. –
Такие «жмурки» с женщиной для горца, а тем более для имама, устами которого говорит якобы сам аллах, не менее дики и необычны, чем стакан воды на голове флигель-адъютанта в покоях Николая I. Если в эпизоде с царем рассказ ведется от лица современника, близкого самому Л. Толстому по своим взглядам и убеждениям, то в эпизоде с Шамилем рассказ идет от лица горца, но мнения этих людей в целом совпадают. О таком соединении в поведении разных героев, и, в частности, Хаджи-Мурата, свидетельствует хотя бы тот факт, что в первом случае повествователь, как человек искренне преданный христианской морали, осуждает многоженство Николая, во втором случае осуждается не само многоженство, а только недостойное имама поведение, осуждается его слабость перед женскими чарами. Как мы видим, повествование в обоих случаях построено на противоречии между тем, что считает хорошим, порядочным Николай I или Шамиль, и между тем, что действительно является таковым с точки зрения нормального естественного человека, то есть Хаджи-Мурата.
Начиная с 16-главы Толстой дает еще одно сопоставление главного героя с другим персонажем повести, офицером Бутлером. Бутлер – герой, чем-то похожий на Оленина. Он также решил изменить свою жизнь, он также наслаждается природой, кавказской романтикой и т. д. Но вместе с тем в сопоставлении Оленина и Бутлера наряду с внешним сходством есть различие.
Прежде всего это то, что Бутлер не делает для себя никаких нравственных открытий. Он в отличие от Оленина не ломает голову над проклятыми вопросами (для чего и как жить?), а плывет по течению, «нравственно слабеет», как скажет про него сам Л. Толстой. Скорее всего такое изменение отношения к ранее любимому герою – результат изменения мировоззрения и внутренняя полемика. Герой, дворянин, уступает место человеку из народа. В данном случае Марья Дмитриевна своим сердцем понимает больше, чем Бутлер, она прямо называет русское начальство, по вине которого погиб Хаджи-Мурат, «живорезами». У Бутлера явно есть своя генеалогия, и ее можно было бы проследить по ряду произведений, но это не входит в задачу данной работы.[240]
В изменении отношения к ранее любимому герою проявляется философско-политическая концепция Л. Толстого, отрицающего государство тирании. На примере Бутлера автор утверждает, что любой представитель правящего класса, пусть даже самый лучший, испорчен насилием, духовным рабством. Подспудно автор на протяжении всей повести проводит следующую мысль: простой, естественный человек, будь то горец или русский, человек из народа, не приемлет по своей природе государство (таким, конечно, каким его видел сам Л. Толстой), т. е. оно убивает человеческую личность, нивелирует ее, лишает свободы.
От родоплеменного сознания на уровне мести, от мусульманского религиозного государства до развитой мировой державы России – все изведал Хаджи-Мурат, пройдя через все виды тирании.
Герой Л. Толстого не остается неизменным на протяжении всего действия, в конце повести он так же, как и читатель, как и автор, приходит к выводу об античеловеческой сущности всякой деспотии, о необходимости бороться с ней. Но мысль эта не дается как нечто застывшее, а развивается, обогащается на протяжении всего повествования, приобретая все большую обобщающую силу.