Для Л. Толстого, стоящего на позициях патриархального крестьянства, понятно и нравственное оправдание поступков Хаджи-Мурата. Чувство любви по отношению к сыну и к матери – вот что представляет для героя его семья. Это не родоплеменные отношения, а конкретная любовь к конкретным людям. Чувство искреннее и святое в представлении Толстого. Писателю близко горе матери солдата Авдеева, но для него совершенно неприемлема та фальшь, с которой говорится о смерти того же Авдеева в официальных бумагах.
Злодей и убийца, по мнению русских, Хаджи-Мурат сам считает их злодеями и убийцами. Не он пришел к ним в Россию, чтобы сжечь их посевы и дома, вырубить сады и убить их близких. Это они год за годом врываются в аулы Чечни и Аварии, грабят, жгут, уводят скот и убивают горцев. Толстой был убежден, как подавляющее большинство честных русских людей того времени, что война, которую вел на Кавказе Николай I, несправедливая. Но его герою эта мысль недоступна вне религиозной формы. Хаджи-Мурат причисляет себя к верным, к тем, кого бог избрал для праведного дела. Он знает, что он искупил свои преступления и за все заблуждения расплатился сполна. Более того, он чувствует, что нравственно возвышается над своими врагами.
«Диалектика души» Толстого в «Хаджи-Мурате» проявляется не только в композиции и художественных деталях. Писатель использует все художественные средства в их органическом единстве для того, чтобы наиболее полно раскрыть внутренний мир героя. В связи с этим возникает вопрос о роли пейзажа в повести.
Л. Опульская в свое время отмечала как одну из ярких особенностей психологизма Толстого в поздний период творчества лаконизм описаний природы, их почти пушкинский характер.[232] Особую роль, как она отмечает, начинают играть всякого рода символы, метафоры. Для того, чтобы лучше разобраться в причинах такого резкого изменения писательской манеры Толстого, нам необходимо обратиться к анализу некоторых описаний природы в повести «Хаджи-Мурат».
Авторские характеристики формируют читательские симпатии и антипатии, делают читательское настроение более направленным и создают атмосферу всего повествования. Эту же функцию выполняют и описания. Поэтому писатель работал над описанием полевых цветов в прологе повести и от эпизода к эпизоду вводил все новые названия цветов, их характеристики. Прав В. А. Жданов, который утверждает, что «работа над прологом идет по пути увеличения яркости букета».[233] Но это замечание отражает лишь расширение цветовой гаммы, в то время как текст доказывает, что изменения касались не только этого. Обратимся к черновикам.
В одном из них, относящемся к начальному этапу работы над экспозицией, каждый из перечисленных цветов сопровождается одной, редко двумя-тремя характеристиками.
В изображении луга Толстой избегает блеклых, темных, серых тонов, его луг – это яркий ковер, составленный из сочных, очень насыщенных красок. И чем разнообразнее и контрастнее эти краски, тем в большей степени они противопоставлены черному перепаханному полю, которое как бы олицетворяет результат деятельности «чуждой» силы. В дальнейшем это выльется в противопоставление мира горцев (которые вместе с природой составляют «жизнь»), где каждая деталь одежды, упряжки или быта окрашена в определенный цвет, и мира великосветского общества («нежизнь»), изображение которого полностью «обесцвечено», хотя сцены приема у Воронцова, в оперном театре, царского выхода и т. д. могли бы дать богатый материал.
Точно так же, по принципу контраста, построено описание немирного аула Махкет. В начале повести он предстает перед нами в следующем виде: «Только что затихло напряженное пение муэдзина, и в чистом горном воздухе, пропитанном запахом кизячного дыма, отчетливо слышны были из-за мычания коров и блеяния овец, разбиравшихся по тесно, как соты, слепленные друг с другом саклями аула, гортанные звуки спорящих мужских голосов и женские и детские голоса снизу от фонтана» (36, 7).
Повествование в данном описании включает в себя не только голос автора, но и голос горца, голос жителя аула Махкет. У. Далгат отмечает, что иллюстрацией того, как Толстой пользуется отдельными горскими выражениями в авторско-повествовательной речи, является описание горного аула, поэтически уподобленное тесно слепленным сотам.
Здесь специфически дагестанское выражение: «аул как соты», известное Толстому, непосредственно входит в состав авторской речи аппликативно, то есть автор сохраняет его содержание и форму, хотя последнюю и подвергает творческой переработке».[234]
Такое сочетание голоса автора и голосов героев повести имеет своей целью «заражение» читателя тем же настроением обычного мирного дня, которое испытывает в данный момент каждый житель аула Махкет.