Лекции о литературе. Диалог эпох

Конечно, автор не пытается установить тождественного сходства между женщиной и змеей, он постоянно употребляет слово «казалось», тем самым всякий раз усиливая ощущение условности данного сходства, но в таком нарочитом повторении одной и той же художественной детали, безусловно, проявляется авторский замысел. Соотношение, пусть даже условное, внешних обликов женщины и змеи добавляет портретной характеристике героини очень важную особенность: способность показать ее внутренний мир в динамике, в развитии. Действует в рассказе змея, а не женщина, но описание змеи носит не научно-популярный характер, а характер художественного исследования писателем каких-то глубин человеческого сознания. Убеждает нас в этой мысли то обстоятельство, что Стейнбек, комментируя поступки доктора Филлипса, каждый раз подчеркивает изменение отношения биолога к незнакомке. От простого недоумения до ощущения чего-то преступного меняются чувства Филлипса.

Ученый привык к тому, что его посетители просят покормить змей белыми крысами. Он отрицает этот вид зрелища, но никогда не отказывает своим посетителям в удовольствии. В случае же с незнакомкой обычное, привычное для доктора Филлипса поведение наполняется каким-то иным преступным содержанием: «Он почувствовал в этом что-то не то, глубоко греховное, однако не мог сказать, почему возникло у него это чувство. Пустить крысу в клетку со змеей. Ну, что здесь особенного? Он часто проделывал это, когда кто-нибудь хотел посмотреть, как змея проглатывает крысу, но сейчас желание незнакомки буквально потрясло его» (с. 420).

Итак, с помощью психологической характеристики другого персонажа, а также используя яркую портретную деталь, автор создает у читателя ощущение едва уловимого движения души.

Другой очень яркой художественной деталью в новелле является плеск волн океана о сваю, на которой стоит дом доктора Филлипса. Это движение будет созвучно и дыханию женщины, и всей психологической атмосфере новеллы Стейнбека. В то же время художественная деталь с плеском волн будет не чем иным, как материальным воплощением духовного.

О скрытом, невидимом течении жизни писали и Л. Толстой, и А. Чехов. Стейнбек в своих художественных поисках не мог пройти мимо открытий, сделанных русскими классиками в области психологического анализа. Автор как бы задает своему читателю вопрос: что побудило женщину прийти к доктору? Что заставило ее купить змею?

Смысл названия новеллы в свете этих вопросов можно объяснить следующим образом: змея – это то страшное, преступное, что выползает иногда помимо воли из глубин нашего подсознания, тайников души.

Конечно, анализ трех выбранных новелл не позволяет сделать какие-то далекоидущие выводы, но в то же время он убеждает нас в существовании ряда тенденций в развитии мирового литературного процесса, открытых еще русскими классиками и наиболее ярко воплощенных в позднем творчестве Л. Н. Толстого. Прежде всего мы должны отметить сам факт существования «диалектики души», а точнее, психологизма нового типа, второе – это новое воплощение данного психологизма в литературных произведениях писателей XX в.

Вот как один из исследователей творчества Л. Толстого отмечает те возможности, которые дает ему новый метод психологического анализа: «Раскрыть внезапно перед читателем как бы настежь двери души человеческой и, приставив к глазам его (иной раз чуть не насильно) какой-то свой собственный психический микроскоп (курсив мой. – Е. Ж.), погрузить его (читателя) в мир фантазии то наяву, то в полусне, то во сне, то в разгаре сражения, то на одре медленно и кротко помирающей смерти».[263]

Глава XII Л. Н. Толстой и мифотворчество XX века

На первый взгляд сопоставление двух столь различных художников кажется слишком надуманным. Один из них – писатель-реалист, создатель социально-психологического романа, стремящийся раскрыть сложный внутренний мир человека через разнообразие его связей с окружающим социумом, другой – художник-визионер, тяготеющий к романтическому мироощущению, который, наоборот, активно отказывается признать доминирующую роль социальных обстоятельств, утверждающий, что волшебная сказка должна способствовать только «бегству от действительности».

Традиционно принято также считать, что Л. Толстой относится к категории бесспорных классиков, являясь своеобразным эталоном художественности, в то время как творчество Дж. Р. Р. Толкина еще не получило своей окончательной оценки ни на Западе, ни тем более у нас, в отечественном литературоведении.