– Тогда его штыком и запорем. Патроны-то я выну, разумеесся. Зато он свой выбор покажет точно.
– Он тебе в башка пистоль швырят. Адна рука болит, а так еще и башка. Бинтов воз и маленькая телега надо – поморщился бурят.
– А ты что скажешь? – глянул на менеджера артиллерист.
– Я голосую – убить. Да этих бандеровцев вообще надо всех под ноль! – неожиданно разозлился Лёха.
– Это ты о ком? – удивился Середа.
– Вожак у этой сволочи, нацистов украинских, – Бандера по фамилии – пояснил, остывая и прикидывая, не ляпнул ли чего более чем надо, потомок. Просто почему-то на секунду подумалось, что все эти ужасно пострадавшие от жутких репрЭссий бандеровцы, восемь раз расстрелянные в ГУЛАГе, тем не менее выходили во время Лёхи на парады и мутили народ, а вот такой ловкий и приятный человек как Середа вполне может погибнуть и ничего от него на этом свете не останется. Больно уж четко охарактеризовал перспективу свою тогда у телеги с умершими ранеными красноармейцами. Дояр как-то чересчур пристально уставился на потомка и тот, не удержавшись, пояснил, высказав неожиданно пришедшую ему в голову мысль:
– Вот ты понимаешь, сказал тогда, когда мы померших в лесу нашли, что боишься без вести пропасть. И все равно – честно воюешь. С вооруженным, серьезным врагом. А эти твари воевать не будут. Вот безоружных кончать – это для них. Тут они горазды. Для них главное – выжить. И они выживут. Потому что не воюют. Хрен ты их на фронте увидишь. Они не воины по сути. Они палачи и каратели. А детей они заведут. И внуков. И от ответственности открутятся – ну поработают на лесоповале или где еще, куда их сошлют, несколько лет, потом будут рассказывать, как с ними, несчастными героями, ужасно обошлись. А они за свободную Украину боролись, ага, служа гитлеровцам подстилкой. И вот от тебя внуков не останется, а от них – останутся. И будут внуки врать, как им дедушки ихние наврали. Оно надо?
– Эк ты завернул! – опять удивился Середа.
– Ну а чего? Все верно сказано. Да и сделал он свой выбор, причем не один раз. Куда как хватит, незачем еще раз проверять. И с фронта удрал и в крови измарался. Вот, гляньте, что у него в кармашке кителя нашел. Сидел ночью в его френче, грелся, а там в кармашке позвякивало что-то, как шевельнусь – молвил хмуро дояр.
Семёнов показал на грубой мозолистой ладони неуместно как-то сверкнувшие эмалью и чистым металлом вещички – орден Красной Звезды и какую-то медаль. Орден-то менеджер опознал легко, показывали такие не раз в уголовных репортажах про воров, сперевших у очередного ветерана награды, а вот медалька хоть и показалась знакомой – в тех сериалах, что на глаза потомку попадались именно такая была практически у всех наших солдат и сержантов, но названия ее он не знал. Углядел только две не то большие буквы «ХХ», то ли как сквозануло в голове – римские цифры.
– Да, жить-то он сильно хочет – кивнул артиллерист, разглядывая вместе со всеми лежащие на ладони награды.
– Жить все хотят. Потому я бы его только за дезертирство прибил до смерти. За одно за это. А у него и кроме тоже набралось. На три раза убить – возразил дояр.
– Ну, дезертирство – то еще куда ни шло – буркнул Лёха, вдруг вспомнивший про свои приключения, хлопоты и расходы при добыче вожделенной отмазки от армии. Знала кошка, чье мясо съела, а потомок в общем был куда поумнее кошки. Семёнов зло вытаращился на потомка и яростным шепотом выдал:
– Вот держишь ты с товарищами линию обороны. Рассчитываешь на соседей по обороне, что они тоже воюют. А они удрали. А ты остался и не знаешь. что они уже удрали. Когда сосед слева или справа дезертирует – он не Сталина предает, не жидов. Тебя предает. Потому что ты на него рассчитываешь, думаешь, что сбоку у тебя оборона. А там – дыра и бьют тебя уже в спину. И убьют тебя потому, что сосед удрал, жить вишь ему захотелось. Так и мне ведь жить охота! И если дезертиров не стрелять – то фронт рухнет. Потому что жить хочется всем, а ложиться костями из-за того, что соседи удрали – еще горше. И в итоге и сам побежишь. Потому что хрен его знает – удрали те, что справа – слева или нет. Дураком-то кому охота быть!
Бурят одобрительно закивал. Середа пожал плечами. Сказанное про детей и внуков как-то тягостно поразило его.
– Он ссыкливое чмо. И сейчас за пистолет вряд ли схватится. Просто потому, что побоится. Расклад не в его пользу. А вот когда будет возможность – чтоб не так опасно, не с пистолетом против трех винтовок и пулемета – тогда и к бабке не ходи – себя покажет. И все, пиши пропало – внятно дополнил Семёнов.
– Ладно, убедили – сказал Середа, думая о чем-то своем.
– Тогда «чрезвычайный съезд депутатов» в отдельно взятом отряде объявляю закрытым. Как избранный командир – ПРИКАЗЫВАЮ. И за приказ отвечаю. Уничтожить пособника фашистов! – мрачно и решительно сказал красноармеец.
– Позавтракать бы – сказал Середа.