Лёха

– Ты просто раньше не ел, потому – непривычно. Может, сало ты тоже не ешь? – с надеждой осведомился артиллерист.

– Размечтался! Так то ж сало! А получается, что надавали тебе эти Гогуны всякого непотребного. Это ж считай четверть веса несъедобна.

– Это точно, даже больше. Тебя вот отдали, несъедобного – фыркнул Середа.

– Ну за это я на них не в обиде. А с харчами по-прежнему затыка. Да еще и рот лишний образовался. Разве что его вот арбузами этими кормить – кивнул на сидящего Стецько боец.

– Дело такое, что мне пришлось выкручиваться, ну не мог я с них требовать просто жратву типа муки или картофана. Это бы роль испортило. Вот заказать закусь к пирушке – это вписывалось. Потому у нас скорее не еда, а закусь. Которая тоже еда. Хотя и не вся – пояснил артиллерист. Принятый самогон развязал ему язык. Семёнов кивнул. Что толку пояснять, он ведь и сам там был, все своими глазами видел. То есть одним своим глазом, если уж быть точным. Второй-то и сейчас не мог толком в щелочку между опухшими веками глядеть, сидел, как в норе.

– А тебе что-нибудь дали эти конокрады? До того, как отбуцкали? – словоохотливо спросил Середа.

– Почему конокрады? А, ну да, понял! Картошки мешок здоровый дал ласковый сукин кот. Картохи от души отсыпал хитрожопый селянин, причём прошлогодней с ростками и много – сколько смогу унести. Уже должна молодая картошка пойти, а старую всё равно выбрасывать или телёнку-поросёнку – вот как славно всё срастается. И обосновал тем, что лошадь в хозяйстве это не только помощь, но и хлопоты, мол и немцы, и наши могут привлечь по разнарядке бесплатно к хозработам в качестве возничего-грузчика, а то и вовсе реквизировать гужевой транспорт.

– Понятно. Ну а как пошел с мешком, так и взяли, ясно. Что ж сказать – грамотно все сделали. Старшина, хочешь моченого кавуна? – окликнул продирающего глаза Лёху артиллерист.

Тот посмотрел непонимающе, кивнул, благо жрать хотелось, но организм соленье это не принял, плеваться стал менеджер не хуже Семёнова. Проснувшийся посреди этого лицедейства бурят от угощения отказался сразу и бесповоротно.

– Мда, ничего-то вы не петрите в колбасных обрезках – печально констатировал провал знакомства с украинской кухней Середа.

– Ну не лезет – откликнулся Семёнов. Ему чуточку было приятно, что не он один от арбузов моченых в восторг не пришел. С другой стороны – только чуточку. Четыре арбуза, оказавшихся бестолковым грузом резко уменьшали количество годной еды и потому получалось, что дня три – четыре можно быть сытыми, а потом опять придется рисковать головой. Почему-то вдруг вспомнилось, как в его деревне насмерть били попавшегося конокрада, подумалось, что и впрямь Гогуны эти кроме того, что бандиты, так еще и конокрады, лошадку-то хромую отняли. Что с крестьянской точки зрения делало их совсем паскудными. Воров в деревне не привечали, но конокрады стояли наособицу – их старались убивать при поимке, причем всем селом, чтобы спрос был с общины. Укравший у крестьянина лошадь вор обрекал его на нищую жизнь, опрокидывал всю его семью в лучшем случае в батраки.

– Я вообще-то в ваших пехотно-артиллерийских делах не очень понимаю – издалека начал свою речь Лёха, отплевавшись от арбуза.

– Но с точки зрения авиации? – подсказал ему Середа.

– С точки зрения авиации пьянка с утра всегда кончалась херово. А иногда и херовее некуда – обрезал его потомок. И надо сказать, что в этот момент даже Семёнов на минутку забыл, что это говорит ряженый, вполне это прозвучало по-старшински.

– У него рука разболелась. Вот он и принял – вступился за артиллериста Семёнов.

– Понимаю – кивнул потомок.

Менеджер Лёха

Сроду бы не подумал, что подстеленный на ветки кожушок так сильно меняет сон. Наконец-то удалось поспать почти нормально, даже и тепло некоторое время было. И под утро сон приснился хороший, что просыпается он от тяжкого похмелья и понимает, что будильник не услышал и опоздал потому часа на два. И так радостно стало, что он снова у себя в своем времени и все эти страшные раньше разборки и наказания выглядят совершенно пустяками и в сравнение не идут никоим образом, а с похмельем справиться не проблема, а в крайнем случае и работу поменять не вопрос, как говаривал Семёнов, была бы шея, а хомут найдется! Семёнов? Какой Семёнов? А черт! Разлепленные глаза показали, что вся эта радость была от мимолетного утреннего сна. Никуда он не делся. И не похмелье это, а проклятая накопившаяся усталость.