Мы с Кондратом пришли к мнению, что стрелков не много, иначе бы они напали на нас на марше или штурмовали лагерь. Рассудив, что у нас больше сил, чем у врагов, мы решили пойти на хитрость. Кондрат, подозвав к себе полдюжины казаков, обогнал нашу колонну и скрылся впереди со своим маленьким отрядом. Я с остальными казаками продолжил переход до места, где заметил знак, оставленный Кондратом на одной из сосен. Здесь распорядился разбить лагерь как в прошлый раз: повозки, ограда, суетливые приготовления, а затем, тишина. Всем находящимся в лагере я приказал быть во всеоружии и спать по очереди – один спит, другой бодрствует. Уже за полночь сверху упала стрела и через некоторое время другая. Потом раздался пистолетный выстрел, крик и пронзительный свист. Десяток казаков ринулись в мгновенно проделанный проход в ограде и скрылись в темноте в сторону звуков стычки. Через несколько минут вернулись все, и Кондрат со своей засадой, и казаки, поскакавшие ему на помощь. С собой они приволокли пленных: раненного парня без сознания и затравленно озирающуюся девицу, показавшуюся мне смутно знакомой. Когда раненного опустили с коня наземь, девица кинулась к нему на грудь и заголосила. Тут я и узнал её, хуторскую прислужницу, жертву вахмистра Клемке и его вояк.
Так вот он, мотив! Месть! Видно, эта парочка осталась в живых после уничтожения хутора и решила отомстить казакам за смерть близких. Итак, круг мести замкнулся. Эти молодые селяне мстили за близких, порубленных казаками на хуторе в отместку за императорский конвой, уничтоженный теми же хуторянами из мести за поруганную честь девицы, что причитает сейчас над парнем. Месть, месть, месть. Она как зыбучие пески, затягивает в губительную воронку каждого, кто о ней задумывается, людей слабых духом, некрепких в вере или скудных умом. Они не знают и не догадываются, что, единожды удержавшись от мщения, приближают Царство Божие на земле. Человечество – паства, ведомая предвечным пастырем, уже получило инструменты, призванные избавить его от этих всепожирающих трясин. Это законы. Божие и человеческие. Я должен попытаться разорвать порочный круг мести, убедив казаков действовать по закону. Но пока должно вспомнить, что я лекарь.
Я распорядился освободить место на одной из повозок для пленников и осторожно поместить там раненного, накормив горячим кулешом девушку и напоив тёплой водой его, если придёт в себя. Большего для него сделать, пока не мог. Выставлять пост у повозки не было смысла. Парню с его раной не до побега, а пленница, по всему было видно, не собиралась оставлять его у нас одного. Мы их даже не связывали, дав девице возможность ухаживать за раненным. Утром я смог осмотреть раны стрелка. На макушке от удара кондратовым шестопёром кожа лопнула на несколько дюймов, но череп, насколько я мог убедиться, остался цел. На правой руке были отсечены саблей два пальца: мизинец и безымянный. Синяки на груди и животе я не посчитал опасными. Значит, для беспамятства могут быть две причины. Контузия и потеря крови. Чем я тут могу помочь? Голову я зашил конским волосом, а кожу на обрубках пальцев атласной нитью, вытянутой из шапки Кондрата. Девица следила за моими манипуляциями, помогала в перевязках, с тревогой прислушивалась к стонам раненного и пыталась угадать мои намерения. Дальше ему нужно только время, тепло и обильное питьё. Как объяснить это его сиделке? Вот тут и пригодился мне Иосип, которому я велел перевести полонянке всё, мною сказанное и её ответы на мои вопросы.