– Я бобыль. Ни одна не пошла за меня из-за запаха. А я давно привык.
– Рядом есть село?
– Шттетл (местечко – идиш). Тут все мешканцы (жители – диал.), в своё время сбежавшие от Хмеля (Богдана Хмельницкого, войска которого истребляли еврейское население Украины). Его величество император позволили обосноваться, мы и живём.
– Раввин имеется?
– А как же! Мы люди богобоязненные и законопослушные. Есть и раввин, и верник.
– Что за «верник»?
– Ну, общинный защитник, тот, что с окрестными сносится и наши интересы перед властью представляет. Это по-польски «wiernik», а по-еврейски «нееман» (верный – идиш).
– Он то мне как раз и нужен. Веди.
– Не обессудь, господин, ночью не поведу. Спи здесь, а завтра поутру я тебя сопровожу.
Спорить не приходилось, и я остался ночевать у скорняка, и даже вонь, пропитавшая его жилище, не помешала мне провалиться в глубокий сон.
Уже давно рассвело, когда я проснулся. Хозяин выселка накрыл стол полудюжиной варёных яиц, просяными лепёшками и миской квашеной капусты. Эти незамысловатые яства мы запили простой водой и вышли из лачуги. На моего гнедого Мататияху пристроил чепрак из волчьей шкуры и помог мне на него взобраться. Дорогой скорняк молчал, ведя в поводу моего коня. До штеттла от выселок пролегло версты три и в конце пути мы остановились перед крепкими воротами двора в центре местечка. На оклик Мататияху ворота отворили. На широком резном крыльце обширной избы нас встретил её хозяин – средних лет благообразного вида мужчина в суконном халате и меховой поддёвке. Борода у мужчины была подстрижена, пейсы спрятаны под глубокой ермолкой. Видно было, что он прилагал усилия выглядеть неотличимо от какого-нибудь мещанина славного имперского города. Я представился и вкратце описал события той ночи, после которых лишился спутников, а император пятнадцати сабель, не говоря уже о бедняге-комиссаре со всем имуществом. Тут же потребовал отправить нарочного к ближайшему имперскому должностному лицу с требованием прислать солдат. Верник, а это был он, подобострастно поклонился и на отличном немецком предложил мне самому добраться до ближайшего городка Фулнек и доложиться коменданту. Мататияху сопроводит меня и оттуда проведёт карательный отряд коротким путём, минуя шттетл. Я догадался, что этим, а не экономией времени, объяснялся план верника удалить меня из местечка и не допустить пребывания в нём солдат. Ради такого он оснастил моего коня добротным рейтарским седлом, собрал суму с провизией в дорогу и сунул мне в руку кошель в виде компенсации за неудобства пути, хотя тот, как выяснилось, являл всего вёрст пятнадцать по хорошей дороге. Вот уж действительно – верный. Мататияху он тоже выделил лошадку и через два часа с небольшим я всполошил гарнизон Фулнека своим появлением и известием об уничтожении на хуторе, затерявшемся неподалёку в силезских лесах, императорского комиссара и полувзвода драгун. Комендант собирался недолго. Велев мне располагаться в комендатуре и ждать, он метнулся на крыльцо и оттуда выкрикнул несколько отрывистых команд. Двор заполнился диковинного вида людьми, поспешно седлающими лошадей. Все воины обладали длинными вислыми усами при отсутствии бород, а на голове носили большие меховые шапки с суконными или даже атласными чехлами, болтающимися сбоку или закинутыми назад. Одеты были в польского покроя полушубки, ноги прятали в широченные штаны, заправленные в короткие сапоги. Со свистом и гиканьем отряд этих современных скифов под предводительством коменданта и в сопровождении Мататияху выехал со двора и поскакал прочь от города. В городе остались служивые, но это были пожилые солдаты пехоты, согласившиеся вместо отставки состоять в гарнизонной службе. Их я видел, выйдя на прогулку вокруг комендатуры. К полудню слуга коменданта накрыл мне обед, несравненно более сытный, чем сегодняшний мой завтрак. После обеда я был отведен в комнату на втором этаже, где смог прикорнуть на ложе. Проснулся уже вечером от лихой песни, перемежающейся посвистом. Это вернулся карательный отряд. Я спустился на крыльцо и воочию убедился, что воины повадками оправдывают свой дикий вид. На десятке пик этих кавалеристов были нанизаны отрубленные головы, принадлежащие, видимо, обитателям уничтоженного хутора. Где-то через час комендант зазвал меня в приёмную и усадил напротив себя.
– Так вы лекарь?
– Да. А что, нужна моя помощь?