Лекарь

Убийство было спланировано вдовой и обставлено совместными усилиями любовничков. Фон Корф был предназначен в жертву, чтобы навести правосудие на ложный след. Почему фон Корф? Две причины – непосредственность и богатство. Готтберг задолжал ему крупную сумму и, кончая с ним, избавлялся от долга, а заодно выставлял его убийцей и грабителем. Накануне лейтенант проволок фон Корфа по всем кабакам города, а затем вместе с любовницей смертельно пьяного парня затолкнули в чулан. С рассветом хозяйка вызвала супруга из его личной спальни под каким-то предлогом. За дверями гостиной его уже ждал фон Готтберг с занесенной статуэткой. Хозяину было достаточно одного удара. Затем из чулана был вытащен злополучный фендрик. Ему в карман хозяйка сунула часть своих драгоценностей, зная, что ничем не рискует, и они вернутся к ней тотчас, в руке его зажали хозяйский парик, и два наших голубка совместными усилиями столкнули фендрика в окно ногами вниз, придав видимость спонтанного прыжка. Парик, это конечно было необдуманно. Я не представляю мужа, откликающегося на ночной вызов жены, водружающим парик на свою голову. Пожалуй, это обстоятельство во всей истории меня и насторожило. Но не более того. Я не нашёл ничего, что могло дать нить к доказательству невиновности вашего приятеля и пришлось действовать решительно.

– Ловить убийц на живца. А живцом вы назначили меня.

– И вы справились с этой ролью как нельзя лучше. Даже лучше, чем я с ролью ловца. Я не отставал от вас весь день, веря, что что-то должно случиться и стараясь быть готовым ко всему. Единственное, чего я не учёл, это фанфаронство фон Готтберга. Вместо того, чтобы пронзить вас кинжалом, приблизившись вплотную, чего бы я никак ему не позволил, тот проткнул вас шпагой на расстоянии, когда я ещё не совсем был готов огреть его своей утяжелённой свинцом тростью. Я успел только свистнуть, заставив вас развернуться, а лейтенанта вздрогнуть, что сбило прицел клинка, посланного в сердце. В итоге: лейтенант оглушён мной и связан вызванным мной патрулём городской стражи, у вас сквозное ранение, не задевшее внутренних органов, а вытекшие пол пинты крови вполне заменит двойное количество бургундского. В общем – finita la commedia, если вы понимаете итальянский.

– Постойте, а вдовушка?

– Исчезла. Видно, она ждала вестей от лейтенанта в известном им одним месте, а не дождавшись – ретировалась. Не забудьте, она располагает драгоценностями, которые скрасят ей первые дни одиночества, а затем найдёт себе нового опекуна. Или снова наймётся в театр, откуда её вызволил и повёл под венец бедняга-покойник.

– Ну, а вы зачем так хлопотали в этом деле и даже рисковали?

– Я был и остаюсь орудием правосудия, а в этом деле послужил ему со всей отдачей. И ещё, я хотел сделать вам приятное. Вы первый за много лет пожали мне руку при знакомстве.

– Разве? Я и не заметил. Какие условности.

Со второй койки донеслось: «Мама». Это пришёл в себя фон Корф.

Хей, соколы

Где-то там, где чёрны воды,

На коне казак молодый.

Попрощался он с дивчиной

И простился с Украиной

Припев:

Хей, хей, хей, соколы

Облетайте горы, лес и долы

Звон, звон, звон, звоночек

Мой степной жавороночек.

Из народной польской, украинской и белорусской песни.

Это был не просто холод. Проезд по зимнему лесу напоминал ретираду под огнём противника. Сосны трещали от мороза как мушкеты и забрасывали нас снежными грудами подобно мортирам. Нашему небольшому отряду приходилось останавливаться каждые пару часов, и я проверял обморожения, и растирал части тела своих спутников, таким образом разогреваясь сам. Путь лежал в Польшу. Предстояло заручиться поддержкой магнатов-католиков в отражении турок, хлынувших в имперские области через Семиградье. Мы, полувзвод драгун, были отряжены из полка сопровождать посланника фон Белля, назначенного рейхстагом и уполномоченного его величеством императором тянуть за бороды этих польских барсуков на помощь братьям по вере в войне против сарацин. Меня же приставили к фон Бёллю как лекаря, в силу его известной болезненности. Тщедушный последний отпрыск некогда славного рода, имперский комиссар был правнуком ландмаршала Ливонского ордена, казнённого более ста лет назад московским кайзером Иоганном по прозванию Грозный. Об этом мне поведал сам фон Бёлль, скрашивая беседами со мной тяжёлую дорогу. Польский король, швед по крови, находился с войсками далеко на востоке в какой-то Окрайне и вёл изнуряющие бои с московитами. Не рассчитывая на всё королевское войско, но зная, что каждый, каждый магнат, называемый там маршалок, располагает своей армией, фон Белль полагал щедрыми дарами и обещанием трофеев склонить их послать своих солдат в земли империи на войну с турками.