– Он приходил в себя? – спросил я Мосса.
– Нет, ни на мгновение. Даже когда я вправлял ему кости.
– Вы успели его поить или кормить?
– Если вы о глотании, то оно присутствует.
– Ну что ж, хоть какой-то проблеск надежды.
– Вы забываете, что он жив, только пока находится в таком состоянии.
Очнувшись и поправившись, он сразу угодит под мой топор.
– Я совершенно не верю в вину фон Корфа. Парень из благородной семьи. Не бедный. Будущее обеспеченное. В полк он пришёл не за жалованием, а за продвижением и опытом командования. Ему незачем было опускаться до банального грабежа с убийством. Да и по характеру на него это совсем не похоже. Насколько я знаю, у преступления должен быть мотив, здесь же я такого не нахожу.
– Может, тяга к приключениям? Он ведь не успел участвовать в боях?
– Нет. Он в полку год. Завербовался уже по окончанию войны. Но это не серьёзно. Много ли вы видели имущественных преступлений, не подталкиваемых материальной заинтересованностью? Сколько могли стоить похищенные драгоценности? Уверен, подобную сумму можно найти в кошеле у него на квартире и гораздо большую, если все его должники враз вернут одолженные суммы. Пауль милейший и добрейший парень.
– Доктор, я так понимаю, вы хотите побороться за доказательство его невиновности. Тогда не тратьте времени. Он может очнуться в любую минуту. Кости ног срастутся за две недели. Суд возьмёт не более двух-трёх дней. Если вы за это время не представите доказательства невиновности вашего молодого офицера в виде настоящего убийцы и грабителя, результат суда над ним предрешён. Действуйте, коллега. Для начала я бы прислушался совету французов – сherchez la femme.
Посетите-ка безутешную вдову и осмотритесь в доме покойника.
Я так и поступил.
Молодая, я бы даже сказал, юная вдова, недостаток скорби восполняла жеманством. Всхлипы, вздохи, лебедями взлетающие ко лбу кисти рук, я такое видел в театральном представлении заезжей труппы, где некая итальянка Джулия скорбит над телом любовника, и ни тут, ни там на меня это впечатления не произвело. Я сухо представился и произнёс подобающие случаю соболезнования. Вдовушка скользнула взглядом по моему лицу и больше в течении всей беседы не подняла на меня глаз. Да, беседа состоялась, но ничего, что помогло бы обелить Пауля, я из неё не вынес. Со слов вдовы, фон Корфа она никогда не видела, прежде чем обнаружила его беспамятного под окном. Эту ночь супруги проводили каждый в своей спальне. Такое между ними случалось из-за частых приступов головной боли, преследовавших её. Двери спален не запирались. Под утро – уже зарождался рассвет – она услыхала шум борьбы и сердитый голос мужа, потом стук падения тела. Надев халат, фрау поспешила выйти из спальни в гостиную, где обнаружила бездыханное тело супруга, а прибежавшие на зов слуга и служанка указали ей в распахнутое окно гостиной на лежащего навзничь Корфа. Как он появился в доме и успел выкрасть её драгоценности из шкатулки на туалетном столике у неё нет никакого представления, как и нет сомнений, что, будучи застигнут мужем на месте преступления, фендрик ударил того по голове бронзовой статуэткой, схваченной с комода и, желая скрыться незамеченным, выпрыгнул в окно, но не рассчитал высоты, крепко разбившись. Разговор происходил в той самой гостиной. Мне было дозволено осмотреть бронзовую статуэтку – вздыбленного коня – естественно, уже отмытую от крови и водружённую на прежнее место, и даже выглянуть в окно, обозреть место падения фендрика. Эти манипуляции не дали мне никакой пользы. Всё логично, всё сходится. Пауль обречён.
В тюрьму я вернулся совершенно расстроенным. Миляга Мосс налил мне полную кружку рейнского и заставил рассказывать всё, что я видел и слышал. Мой рассказ продлился недолго. Хватило на два глотка вина. Остальное я выпил в сокрушённом молчании. Мосс напевал себе что-то под нос. Потом он встряхнулся, как намокший пудель и сменил тему разговора:
– Скажите, доктор, вы бы не отказались опубликовать несколько моих исследований под своим именем? Например, знакомые вам уже методы вытяжения конечности с последующим вправлением костных обломков и фиксации гипсовым сапогом?
– А что вам мешает это сделать?
– Моя репутация. Никто не издаст медицинские опыты палача.
– Ради Бога, Мосс, вы не обязаны издаваться под своим именем, но и не должны передавать право на свои исследования в чужие руки. Воспользуйтесь псевдонимом.
– Вы правы. Всё действительно просто, но не для нас, палачей. Мы изгои в этом мире. Я не могу появляться в обществе или спокойно прохаживаться по улице. Люди или шарахаются от меня, как от прокажённого или наоборот, норовят прикоснуться на удачу. В трактире у меня отдельный стул. Даже в вашем расследовании я не могу помочь – никто не будет со мной разговаривать и отвечать на мои вопросы.
– Если вам так всё не нравится, почему же вы не смените профессию?