Легенды о Христе

– Как мне не плакать, – ответила она, – я искала тебя весь день. Я думала, что навсегда потеряла тебя.

Они шли всю ночь, и всю ночь, не переставая, плакала женщина.

Когда настало утро, мальчик снова спросил ее:

– Почему ты все еще плачешь? Ведь я поступал не ради своей славы, но исполнял волю Господа, дозволившего мне совершить чудеса, чтобы помочь трем несчастным обиженным. Но едва я услышал твой голос, я вернулся к тебе.

– Сын мой, – сказала мать. – Я плачу потому, что ты все равно навсегда потерян для меня. Ты уж не будешь больше принадлежать мне: я знаю, что отныне мысли твои будут направлены к восстановлению справедливости на земле, стремления твои будут сосредоточены на рае, а любовью своей ты объединишь всех несчастных, живущих на земле.

Платок святой Вероники

I

В один из последних годов правления императора Тиверия случилось, что бедный виноградарь с женой поселились в одинокой хижине на высотах Сабинских гор. Они были чужестранцами и жили в полном уединении, и никто не посещал их. Но однажды утром, когда виноградарь открыл дверь своей бедной хижины, он увидел, к своему большому удивлению, сидящую на пороге старую, сгорбленную женщину. Она была закутана в ветхий серый плащ и казалась на вид совсем нищей. И однако, когда она поднялась ему навстречу, в осанке ее было столько горделивого достоинства, что виноградарю невольно вспомнились рассказы о том, как богини иногда принимают образ старой женщины, чтобы неузнанными посетить жилища человека.

– Друг мой, – сказала она. – Не удивляйся тому, что я проспала сегодняшнюю ночь на пороге твоей хижины. В этой именно хижине когда-то жили мои родители, здесь родилась я почти девяносто лет тому назад. Я думала, что она пуста и необитаема, я не рассчитывала найти в ней людей.

– Меня нисколько не удивляет, что ты думала найти эту хижину заброшенной и давно покинутой, она стоит так высоко среди этих обнаженных скал, – ответил хозяин хижины. – Но мы с женой прибыли из далекой страны, мы – чужестранцы, и не могли найти более удобного жилья. Но как могла ты, несмотря на свой преклонный возраст, совершить такой утомительный путь? Ты, конечно, голодна, томишься жаждой и устала, для тебя лучше, что в этой хижине оказались люди, а не дикие волки Сабинских гор. Ты найдешь у нас ложе, где можешь отдохнуть, кружку козьего молока и ломоть хлеба, которые ты, надеюсь, не откажешь принять.

Едва заметная усмешка пробежала по лицу старухи, но была так мимолетна, что не успела даже рассеять выражения глубокой скорби, которое отражалось на ее все еще красивом лице.

– Я провела всю свою молодость на этих пустынных горах, – сказала она. – Я еще не забыла искусства, как выгнать дикого волка из его логовища.

И она казалась еще такой сильной и крепкой, что виноградарь нисколько не усомнился в том, что она, несмотря на свои годы, обладает достаточной силой, чтобы справиться с хищным лесным зверем.

Виноградарь повторил свое приглашение, и старуха вошла в хижину. Она присела к столу, за которым ели эти бедные люди, и без колебания разделила с ними скромную трапезу. Но, несмотря на то, что она казалась вполне довольной и удовлетворенной куском простого хлеба, размоченным в молоке, и мужу и жене все время казалось, что она привыкла к совершенно иной пище.

«Откуда могла появиться такая странная путешественница? – спрашивали они себя, глядя на гостью. – Она, вероятно, гораздо чаще едала фазанов на серебряных блюдах, чем пила молоко из глиняных чашек».

Иногда старуха поднимала голову и осматривалась кругом, как будто стараясь припомнить, какой была хижина раньше. За долгие годы убогая хижина мало изменилась: все те же глиняные стены, земляной пол; старуха даже показала своим хозяевам сохранившиеся еще со времени ее детства на одной из стен незатейливые изображения собак и оленей: это отец ее забавлял рисунками своих малых детей. А на высокой полке, под самым потолком, старуха нашла черепки глиняного кувшина, в котором она девочкой носила молоко.

Но муж и жена, несмотря на слова старухи, продолжали думать про нее, как и раньше.

«Может быть, она действительно родилась и провела детство в этой хижине, – думали они, – но потом в ее жизни случилось что-то совсем другое, и она занималась всю жизнь не тем, что доила коз и приготовляла сыр».

Они замечали также, что старуха часто уносилась мыслями куда-то далеко и так углублялась в них, что не замечала своего долгого молчания, а когда приходила в себя, тяжко вздыхала и становилась еще печальнее.

Наконец она встала из-за стола, ласково поблагодарила за гостеприимство и направилась к двери.

Но когда старуха подошла к порогу, она показалась виноградарю такой одинокой, жалкой и беспомощной, что он снова окликнул ее.

– Мне кажется, – сказал он, – что ты шла сюда не с тем, чтобы так скоро снова уйти. Если ты действительно так бедна и одинока, как кажешься, ты, наверное, хотела прожить в этой хижине весь остаток твоих дней. Ты уходишь потому, что мы с женой живем здесь?..

Старуха не стала отрицать, что он верно угадал.