Легенды о Христе

Прошел день, и солнце стало так низко, что лучи его проникали сквозь узкие городские ворота, украшенные гордым римским орлом; эти ворота находились в конце улицы. Солнечные лучи к концу дня стали совсем красными и окрашивали в пурпур все, что попадалось им по пути в узкой улице Назарета. Они одинаково окрасили и посуду горшечника, и доски плотника, и белый платок на голове Марии.

Но прекраснее всего сверкали кровавым блеском лучи заходящего солнца в двух маленьких лужицах, оставшихся от недавнего дождя между камнями мостовой.

Иисус быстро опустил руку в лужицу, которая была к Нему ближе: Ему вдруг пришла в голову мысль окрасить солнечным пурпуровым лучом, который придал всему кругом такой прекрасный живой цвет, своих серых птичек.

И солнечный луч был счастлив, что мальчик заметил его, и охотно дал поймать себя маленьким ручкам Иисуса; а когда мальчик стал красить им, как обыкновенной краской, своих птичек, луч спокойно и послушно покрыл все тело птички, от головы до хвостика, и глиняная серая птичка вдруг засверкала алым румянцем, как алмазное сияние.

Иуда, не переставая, поглядывал на Иисуса, чтобы следить, как подвигается Его работа и лучше ли Его птички; он вскрикнул от удивления, когда увидел, как Иисус красит своих птичек солнечным лучом, который достает из лужицы. И Иуда опустил руку в другую лужицу, чтобы тоже поймать солнечный луч.

Но луч не дался ему. Он проскользнул сквозь пальцы Иуды и, как тот ни старался сжимать пальцы, чтобы удержать его, луч все равно ускользал; мальчик не мог добыть ни капли краски, чтобы расцветить своих бедных птичек.

– Подожди, Иуда, – сказал Иисус. – Я приду и покрашу твоих птичек.

– Нет, – злобно ответил Иуда. – Ты не смеешь их тронуть. Они хороши такими, какие есть.

Он вскочил, мрачно нахмурив лоб и крепко стиснув губы. В бессильной злобе Иуда наступал своей большой ступней на своих птичек и передавил всех их, одну за другой превратив в бесформенные жалкие комочки глины.

Когда Иуда покончил со своими птицами, он подошел к Иисусу. Мальчик сидел, любуясь своими глиняными птичками, сверкавшими теперь, как драгоценности. Иуда посмотрел на прелестных птичек, молча поднял ногу и раздавил одну из них.

Увидя маленький серый комочек вместо яркой птички, Иуда пришел в дикую радость и стал громко хохотать. Он занес ногу, чтобы снова раздавить следующую птичку.

– Иуда! – воскликнул Иисус. – Что ты делаешь? Разве ты не знаешь, что они живые и могут петь?

Но Иуда не переставал смеяться и раздавил еще одну птичку.

Иисус беспомощно оглянулся. Иуда был большого роста, и у Иисуса не хватило бы сил его удержать. Мальчик стал взглядом искать свою Мать, – Она была недалеко, но все-таки не успела бы прийти и помешать Иуде раздавить всех птиц. Слезы выступили на глазах у Иисуса.

Иуда раздавил уже четырех Его птичек, оставалось только три.

Иисус с горем смотрел на своих птичек: почему они так беспомощно стоят и покорно дают топтать себя, разве они не видят опасности?

Мальчик стал ударять в ладоши и громко закричал, как бы желая разбудить птиц:

– Летите, летите же!

И птички, все три, тотчас расправили крылышки и робко вспорхнули: через мгновение они уже сидели на краю крыши, где были в безопасности. Когда Иуда увидел, что глиняные птицы по слову Иисуса расправили крылья и улетели, он начал громко плакать и рвать на себе волосы и одежду; он видел, что так делают взрослые, когда у них великое горе или страх, и бросился к ногам Иисуса.

Он лежал, как собака, в пыли, стонал и обнимал ноги Иисуса и умолял раздавить его ногой так, как он, Иуда, раздавил птичек.

Иуда любил Иисуса и обожал Его, поклонялся Ему и в то же время ненавидел.

Мария не переставала издали следить за игрой детей; Она теперь подошла к ним, подняла Иуду, посадила к себе на колени и стала ласкать.

– Бедное дитя! – говорила Она. – Ты не знаешь, что ты дерзнул на то, что не под силу никому на земле. Никогда больше не думай вступать с Ним в борьбу, если не хочешь стать несчастнейшим из людей. Кто может равняться с Тем, Кто раскрашивает, как краской, солнечным лучом и Кто может в мертвую глину вдохнуть дыхание жизни?

В храме

Двое бедных людей, мужчина и женщина, и с ними маленький мальчик ходили однажды по большому Иерусалимскому храму и обозревали его. Мальчик был прелестное дитя. Волосы его мягкими кольцами падали на плечи, а глаза сияли, как звезды.

Мальчик еще никогда не был в этом древнем храме; до сих пор он был еще слишком молод и не мог бы оценить всей красоты и величия храма. Теперь же мать и ее спутник водили его по храму и показывали все достопримечательности. Там были длинные ряды колонн, золоченые алтари; сидели мудрые старцы, окруженные учениками; там был первосвященник, на груди которого красовались из драгоценных сверкающих каменьев знаки его власти; там же была прекрасная завеса из Вавилона, сверху донизу затканная золотыми розами, там были огромные медные врата, такие тяжелые, что тридцать человек с трудом могли их двигать взад и вперед на петлях.