Легенды о Христе

Но мальчик, которому едва минуло двенадцать лет, уделял всему этому не слишком много внимания. Мать объяснила ему, что все это редчайшие вещи на свете и вряд ли он когда-либо увидит что-нибудь более замечательное. В бедном Назарете, где они обычно живут, нет ничего, кроме серых узких улиц.

Но слова матери мало помогали. Мальчик был рассеян и молчалив; он с радостью сейчас же убежал бы из великого храма и с большей охотой стал играть на убогих улицах родного Назарета.

Но чем равнодушнее и безучастнее становился мальчик ко всему, что видел, тем радостнее становилась мать его и ее спутник. Они переглядывались друг с другом через головку мальчика, и на лицах их светилась радость.

Наконец мальчик так утомился, что мать с состраданием взглянула на него и сказала:

– Мы слишком далеко зашли с тобой, мой мальчик. Пойдем, тебе надо отдохнуть немного.

Она села на пол за одной из колонн, уложила мальчика возле себя, а голову его положила к себе на колени. Едва мальчик лег, как тотчас заснул.

Когда женщина убедилась, что мальчик крепко спит, она сказала мужчине:

– Я ничего так не опасалась, как часа, когда он вступит в Иерусалимский храм. Я боялась, что едва попадет он в этот дом Господень, как захочет навсегда остаться в нем.

– Я тоже опасался этого часа, – сказал тот. – При его рождении было много чудесных знамений, которые указывали, что он будет могущественным царем. Но что могла бы ему принести царская власть, кроме забот и опасностей? Я всегда говорил, что будет плотником в Назарете и никем другим.

– После пяти лет, – сказала мать задумчиво, – с ним не случалось ничего чудесного. Он едва ли помнит сам о том, что с ним случалось в самом раннем детстве. Сейчас он такой же ребенок, как все другие дети. Да исполнится воля Господня, но я начинаю почти надеяться, что милосердный Господь изберет другого для той великой судьбы, а мне оставит моего сына!

– Я уверен, – продолжал мужчина, – что, если он ничего не будет знать о знамениях и чудесах, которыми сопровождались его первые годы жизни, – все пойдет хорошо.

– Я никогда не говорю и не вспоминаю с ним ни о чем чудесном, – сказала мать. – Но я постоянно боюсь, что он как-нибудь случайно узнает, кто он. Больше всего я боялась вести его в этот храм.

– Ты можешь радоваться, – ответил ее спутник. – Опасность миновала, и мы скоро снова уведем его в родной Назарет.

– Я боялась мудрецов и пророков, которые сидят тут в храме, – продолжала женщина. – Я боялась, что едва увидят они его, они преклонятся перед ребенком и будут приветствовать его как царя иудейского. Странно, что они не обратили внимания на его редкую красоту. Ведь такого прекрасного отрока им никогда еще не приходилось видеть!

Она с любовью и гордостью взглянула на своего спящего сына и продолжала:

– Я едва могу понять то, что вижу. Я думала, что, когда он попадет в храм и увидит этих мудрецов, просвещающих своих учеников, судей, совершающих суд над людьми, священников, приносящих жертвы Всевышнему, в нем пробудится великий дух и он скажет: «Здесь, среди мудрецов, судей и священнослужителей, мой дом, здесь должен я жить!»

– Что за радость была бы ему жить тут, среди этих узких проходов меж колонн, без свежего воздуха, – возразил мужчина. – Ему гораздо приятнее бродить по холмам и горам вокруг Назарета.

Мать вздохнула слегка.

– Он так счастлив там, у нас, – сказала она, – как он доволен, если ему приходится сопровождать стада овец на уединенные пастбища вдали от города; с какой любовью смотрит он на сельские работы наших соседей! Я не могу допустить, что мы поступаем несправедливо по отношению к нему, если хотим сохранить его у себя.

– Мы избавляем его этим от величайших печалей, – возразил мужчина.

Они продолжали так переговариваться между собой, пока мальчик не проснулся.

– Ну вот, – сказала мать, – ты и отдохнул. Вставай же скорее, наступает вечер, нам надо спешить к шатрам.

Они находились в самом отдаленном конце храма и, чтобы добраться до выхода, им надо было пройти через все здание.

Через несколько мгновений они очутились под старинным сводом, воздвигнутым как раз над тем местом, где впервые был построен храм, и там, прислоненная к стене, стояла огромная, медная труба, такой же длины и объема, как соседние колонны. Она стояла горбатая, ржавая, внутри и снаружи поросшая толстым слоем пыли и затянутая паутиной; кое-где на ней еще можно было разобрать старинные надписи. Наверное, более тысячи лет никто не пытался извлечь из нее хоть один звук.

Но едва увидел мальчик эту огромную трубу, он остановился перед ней в удивлении и спросил:

– Что это такое?

– Это большая древняя труба, которая зовется Гласом Властителя мира, – ответила мать. – Ею сзывал пророк Моисей сынов израильских, когда они разбрелись и затерялись в пустыне. После него никто не мог извлечь ни звука из этой трубы. Но если бы нашелся кто-нибудь, кто смог бы сделать это, он собрал бы под своей властью все народы земные.