Несчастных караулит смерть в семи видах, – продолжала пальма свои размышления. – Их могут растерзать львы или ужалить ядовитые змеи, они могут умереть от жажды или погибнуть под сыпучими песками, на них могут напасть разбойники, их может убить горячий луч солнца, они могут, наконец, умереть от страха перед всеми этими ужасами!
И пальма старалась отвлечь свои мысли от печальной судьбы этих людей; ее огорчала неизбежность их гибели.
Но напрасно искала она кругом чего-нибудь, что могло бы развлечь ее. Во всей широкой, бесконечной пустыне, которая простиралась во все стороны, не заметила пальма ничего, что не было бы ей знакомо: все вокруг она видела не одну тысячу лет. Ничто не привлекало ее взора и мыслей, и она невольно снова стала думать о путниках.
– Клянусь засухой и сыпучим песком, моими злейшими врагами! – воскликнула пальма. – Женщина еще несет на руках ребенка. Да, эти безумные люди не побоялись взять в свое опаснейшее странствие ребенка!
Пальма была права; она верно разглядела своим острым старческим взглядом, какой бывает и у старых людей, что женщина несла на руках ребенка; младенец спокойно спал, положив головку ей на плечо.
– Дитя даже не одето так, как необходимо для дальней дороги, – продолжала пальма свои рассуждения, – я замечаю, что мать укрыла его лишь своим плащом; очевидно, она схватила его второпях ночью с постели и не успела даже как следует одеть. Теперь я понимаю: эти люди – беглецы!
Но все-таки они безрассудны: если они не ждут помощи от ангелов, им лучше было встретиться с самым заклятым, отчаянным врагом, чем довериться этой страшной жестокой пустыне.
«Я представляю себе, как все произошло, – продолжала думать пальма. – Вероятно, он стоял за работой, ребенок спал, женщина пошла за водой. Едва сделала она лишь несколько шагов, как услышала, что город осаждают враги. Она бросилась назад, схватила спящего младенца, крикнула ему, чтобы следовал за ними, и побежала, не помня себя. Им удалось вырваться из города, пока враги еще не успели окружить его, и вот несчастные бегут весь день, боясь отдыхать. Так должно было все произойти, я в этом уверена. Но я хорошо знаю, что они неминуемо погибнут, если какая-нибудь сверхъестественная сила не спасет их.
Они так напуганы, что еще не могут сознавать и чувствовать всего ужаса своего положения в этой пустыне. Но я вижу, что жажда уже начинает томить их, глаза их загораются сухим блеском. Мне ли не знать выражения лица жаждущего человека!»
При одной мысли о жажде, судорожная дрожь пробежала по всему стволу и бесчисленным кончикам ее пышных листьев; они даже съежились, как будто их обожгло пламя.
«Будь я человеком, – думала пальма, – я никогда не отважилась бы странствовать по пустыне. Человек действительно смел и отважен, что решается идти через пустыню, ведь у него нет надежных корней, как у меня, которые проникают глубоко-глубоко в недра земли, где таятся неиссякающие источники студеной воды. Несмотря на это, в пустыне опасность может грозить даже нам, крепким, сильным пальмам…
Если бы я могла дать совет этим людям, я стала бы их умолять вернуться назад. Ни один враг не может быть по отношению к ним так суров и беспощаден, как пустыня. Может быть, они думают, что жизнь в пустыне совсем неопасна. Но я-то хорошо знаю, что жизнь в пустыне постоянно грозит опасностями и даже смертью; не раз смерть угрожала и мне. Я помню, как еще во времена моей молодости сыпучий вихрь покрыл нежный в то время ствол мой горячим песком. Если бы я могла умереть, тот час, наверное, был бы моим последним часом».
Пальма продолжала рассуждать вслух, как обычно это делают одинокие старые люди, которым не с кем поделиться своими мыслями:
– Я слышу какой-то удивительно мелодичный шелест, пробегающий по моей зеленой листве. Все кончики моих листьев дрожат и трепещут. Я не понимаю. Что за странное волнение овладевает мной при виде этих двух путников. Как прекрасна эта печальная женщина! Она напоминает мне своим видом самое удивительное, самое замечательное событие в моей долгой жизни.
И в то время, как листья пальмы продолжали шептать странную печальную мелодию, пальма вспомнила, как много веков тому назад двое знатных людей посетили этот оазис. Прекрасная царица Савская возвращалась в свою страну, и мудрый царь Соломон провожал ее часть пути. На этом месте они должны были расстаться и вернуться каждый в свою страну.
– В память этого часа, – сказала царица, – я опускаю в землю зерно финиковой пальмы. Пусть из него вырастет могущественная прекрасная пальма, которая затмит собой все другие, и пусть она живет и зеленеет до тех пор, пока в Иудее не появится царь, более сильный и мудрый, чем царь Соломон!
И царица опустила в землю финиковое зернышко, а светлые слезы царицы смочили его.
«Как странно, что именно сегодня мне вспомнилась история моего происхождения, – думала пальма. – Неужели эта женщина так же прекрасна, как царица Савская, по вещему слову которой я родилась, выросла и живу до сих пор?»