Здесь было тепло — тело сразу приятно заныло от резкой перемены обстановки; светло и пахло медицинскими препаратами. По сравнению с тем, что творилось с другой стороны кабинета, здесь царил настоящий порядок и чуть ли не кристальная чистота, о чем она не побрезговала рассказать, предупреждая меня не марать только что помытый пол.
— Оставьте нас одних, — махнула она рукой, приказывая охране выйти за двери. — Начнем. Нечего тянуть время. У меня его и так мало.
Женщина встала из-за стола, проследовала ко мне и наклонилась, вглядываясь в красные уставшие глаза. Посветила маленьким фонариком, проверив реакцию зрачков, несколько раз прижимала указательный и средний палец к шее, определяя пульс без всяких дополнительных приборов.
— А ты крепкий, — заметила она и что-то внесла в свой блокнот. — Я думала ты помрешь раньше, чем я смогу к тебе попасть.
Мне становилось лучше, но к разговору пока был не готов.
— Давай сразу все уясним, чтобы потом не было проблем. На этом вонючем корабле всего два врача и почти тысяча с лишним моряков, которые воду то видели лишь на картинке. Зараза то и дело накидывается на нас, поэтому мы стараемся экономить на всем. Дезинфекция, профилактика и прочая ненужная ерунда — это все не про нас. Каждый здесь выживает как может. Приятно тебе это слышать или нет, но если заболел, помощи жди в самом крайнем случае.
— Как же вы собираетесь швартоваться к докам, если тут полно болячек?
Врач подняла брови.
— Хороший вопрос. Никак. С борта корабля из всей команды мало кто спускается. Капитан, иногда я, чтобы прикупить чего-нибудь, и еще парочка человек из его команды. Остальные всегда остаются на борту.
— И умирают здесь?
— Да. Внизу две печи. Хоронить нам негде, а целыми трупами выкидывать как-то не комильфо, думаю, это лучшее, что могло с ними случиться после смерти.
Она достала из нагрудного кармана смятую пачку сигарет и закурила, предварительно поднеся к себе фарфоровую пепельницу. — У тебя слабый пульс. Ты сильно замер, дай-ка…
Она опять наклонилась вперед, отогнув воротник и тут же остановилась, увидев оскалившуюся волчью пасть. Затем вынула сигарету изо рта и положила тлеть в пепельницу.
— Черт, — выругалась женщина, — всякого дерьма повидала, но такого… Что ты тут делаешь?
Я вернул воротник на прежнее место, закрыв татуировку, набитую сразу после Аттестации, как символ зачисление в ряды Клана. Смерил женщину взглядом и остановился на ее лице. Она мне показалась достаточно симпатичной, но уж слишком провонявшей табаком, от которого тут было просто некуда деваться. Бледно-пшеничные волосы, закрученные в конский хвост, прямой взгляд, красивые губы и нос. И что еще больше меня удивило — зубы. Они имели естественный оттенок и совершенно не пострадали от вредной привычки, которая должна была предать им мерзко-желтый цвет.
— А я то думала, откуда на нашем корыте такой красивый паренек, а оно вот что…
Я молчал.
— Знаешь, тебе стоит избавиться от этой татуировки. Раз ты здесь, то обратной дороги уже нет.
— О чем ты?
— Бродяги. Они не поймут, когда увидят ее, — она указала пальцем на шею. — Мало кто из них пылает жаркой любовью к Кланам. Ты один из вернорожденных, а многие из нас до сих пор помнят как волки выжгли родные планеты, не оставив там камня на камне.
— Меня еще тогда не было на этом свете.
— Тебя это не спасет. Никто не будет разбираться. Лучше послушай моего совета и выведи ее.
Она развернулась к пепельнице и достала почти истлевшую сигарету, сделав несколько глубоких затяжек.
— Здесь рядом есть кабинет моего коллеги. Он немного со странностями, но ты не обращай на это внимание. Просто скажи, что тебе нужно и он все сделает.
— Хорошо.
— Я тебе покажу, где он.
Мы вышли из кабинета наружу. Мне стало гораздо лучше и холод больше не сковывал мое тело. Тепло разлилось по мышцам, сердце мерно постукивало в груди. Я пришел в норму и сделал это достаточно быстро, о чем заметила и Мира, заявив, что я похож на собаку — так быстро на мне все заживало. Потом провела по длинному коридору, то и дело указывая по сторонам.
— Здесь все в постоянном движении. Движение — это жизнь. Стоит тут чему-то сломаться или не вовремя быть отремонтированным, как все, считай, что это конец. Корыто давно должно быть списано в утиль, но наш бравый капитан выжимает из проржавевших гаек и болтов последние соки. Того и глядишь, что где-то произойдет разгерметизация и нас всех выкинет к чертовой матери в открытый космос.
Мы повернули направо. Где-то внизу раздался громкий хохот и шум ликования донесся до моих ушей. Я остановился, подошел к ограждающим перилам и посмотрел в самый низ, в жерло металлического вулкана. Воронка уходила так глубоко, что было невозможно охватить все взглядом. Но звук, как мячик для пинг-понга отражался от стен, как свет от зеркал, и долетал до самых верхов.
— Петушиные бои, — безразлично отозвалась Мира, вытягивая новую сигарету. — Ты там вряд ли что увидишь. Бродяги развлекаются как могут.