Ледоход

Нет уж! Этими обстоятельствами, самыми различными, бедным людям теперь все гадости, на них обрушившиеся, объясняют! Послушаешь тех деятелей, которые с высоких трибун выступают, так плакать в пору от собственного счастья! А если бы не обстоятельства, то и вовсе было бы прекрасно! Да что-то с глазами у нас, пожалуй, стряслось – не видим никаких улучшений! Один развал, да завал и виден! Мы унижены рабским трудом, а те, кто себя успешными называют, без опаски добивают и нас, и всю нашу страну, вдруг ставшую беззащитной перед этой плесенью. Вот и издеваются они, и разворовывают, и добивают! И живут в свое удовольствие, ограничений ни в чем не зная.

Выходит, как ни старайся, а быть порядочным человеком недостаточно, добросовестно работать, стране своей не пакостить, любить семью – надо что-то ещё сделать такое, чтобы под конец жизни хоть собственные дети не упрекнули бы за нищету! И что же под этим «ещё» следует понимать? Впрочем, всё ясно! Вот наворовал бы я, к примеру, миллион – то не узнал бы претензий ни от жены, ни от дочери! Но, кажется мне, коль секрет в этом, что-то важное в нашей жизни опрокинулось вверх дном. Если белое выдают за черное, черное считают белым. Если хороших людей лохами зовут, а негодяи в героях числятся! Их время настало? Вольготно им живется? Уверенно живется – знают, что власть их поддержит, во всём защитит! Это их власть! А если так, то к чему же я пришел? Совсем плохо получается.

Выходит, что правы в этой жизни они, а не я, не честные люди. Выходит, правы негодяи, считающие, будто деньги не пахнут! И потому не важно, как они получены, лишь бы были! А коль денег нет, то жизнь, стало быть, ты не понял! Лох!

Значит, правы именно они? Которые хапают, свое счастье да семейный покой зарабатывают? Конечно! В семье у них достаток, жена довольна, детки взрослые на родителей не обижаются, по заграницам разъезжаются. Неужели и мне свои проблемы следует так же разрешить? Но я ведь ни своровать, ни ограбить, ни убить не смогу. И не хочу!

Что же я в этой жизни так и не сумел понять? И почему теперь не могу приспособиться, как смогли они? Почему и другие люди, честные люди, каким я считаю и себя, теперь настолько несчастны? Или и они живут все не так? И они не разобрались? Не перестроились? Не подсуетились? Не отбросили разом всё, чему их по-хорошему, с любовью учили и дома, и в школе!

Может именно потому, что не разменяли свою честь, не предали себя и людей, все они теперь мучаются, а не живут. В каждой семье, куда ни глянь, свое несчастье. Если деньги какие-то водятся, то муж пьет. Если муж не пьет, то трезвый бьет. Если жена не гуляет, то болеет кто-то. Или наркотиками увлекается. Или, того хуже, сидит далече. И какая же бедность повсюду унизительная! И ведь умышленно она для честных людей организована – поскорее загнутся со своими нелепыми принципами!

Только малыши, пожалуй, и счастливы бывают, пока не вникли, пока мало в этой жизни видели. Пока им в розовом свете чудятся все последующие дни! А во всех сложностях реальной жизни с ее уродливыми правилами и несправедливыми законами, им бы подольше не встречаться! Хотя, о чем это я? И им не избежать! Придет их срок, нахлебаются вдоволь радостей этой паучьей жизни, – подумал Тимофей о великом некогда народе, забывая на время собственную боль.

Однако скрип речного песка…

Скрип песка выдал приближение очередного «бездельника», маявшегося без работы, как и Тимофей. Наличие повода для солидарности Тимофея не обрадовало – его последние размышления не располагали к тому, чтобы любезничать и пустословить. Потому он продолжал лежать, внешне не реагируя на появившийся раздражитель, лишь непроизвольно напрягся, прислушиваясь, оттого тягостные мысли на время отступили. Впрочем, осадок, надолго испортивший настроение, остался.

– Так это ты, Тимоха, разлегся? Наш тебе безработный привет! Смотри, лед-то как попер! Потому и дубарь такой! Насквозь прошивает! – его действительно знобило.

Тимофей из вежливости откликнулся, не открывая глаз:

– Это ты, Наливайко, что ли? Тогда не тяни – наливай-ка поскорее, елка-дрын! Вот и согреешься!

– Очень смешно… Что-нибудь новенькое придумай! – он помолчал. – Отдыхаешь-то почём? Опять работа стоит? Вот и у меня электроды вышли. Бригадир-то обещал… через час-другой. Сиди теперь. А Камиль, татарин кривоногий, для себя пачку как-то заныкал! Теперь варит, зараза прижимистая! Все они вредные! Одним словом – татарва!

– Ничего, отдыхай! Опоздал ты с заборами своими! Давно всё и растащили, и поделили! Теперь не торопись, когда-нибудь ещё доваришь, – незлобно подытожил Тимофей.

– Ну, конечно! А деньги мне за что начислят? На шиши прикажешь жить? На жену глядеть и стыдно, и жалко – как она ещё выкручивается, духом не падает, да и меня подбадривает. Вот, что значит, настоящая женщина – только за счет покоя в семье, который она обеспечивает, и держимся. Пока держимся. А я мужиком называюсь, да ничего против нее не стою!