Леди второго сорта

Дело оставалось за малым. Я села за стол, взяла резак и коснулась им деревянной волчицы. И в ту же секунду поняла, что должна сделать. Неглубокие бороздки протянулись от рук девушки, превращаясь в полную луну, короткие штрихи заполнили пространство круга, и с каждой новой черточкой я ощущала, как растет напряжение в комнате, и с какой надеждой замерли и призрак, и сидящий на кровати оборотень.

По щекам бежали слезы, но я их не вытирала. Они капали на резак, на дерево артенида, скапливались в углублениях рисунка и блестели серебристыми бликами, постепенно впитываясь в темную поверхность дерева. И вот, наконец, последний штрих.

Я поставила фигурку на стол и посмотрела на волка. Тот невесомо парил над полом, то растворяясь в воздухе, то появляясь почти в осязаемом виде, и его глаза загадочно мерцали.

— Ну что? Иди!

Я поманила зверя рукой.

Волк недоверчиво посмотрел на фигурку и сделал шаг. Лукас подался вперед. Сущность товоса медленно приблизилась ко мне, но, вместо того, чтобы слиться с артенидом, волк замер напротив моего лица и уставился в глаза пронзительным взглядом, захлестнувшим душу волной боли и радости одновременно. Мне казалось, я слышу в голове низкий вибрирующий голос, который говорит, что не забудет меня, и обязательно отблагодарит. А уже в следующую минуту зверь резко сорвался с места и растворился в деревянной скульптуре.

— Ну что? — хрипло спросил Хольм. — Получилось?

— Похоже на то, — ответила я, разглядывая вырезанную девушку, в глазах которой заблестела жизнь. Получилось.

Что ж, я все-таки сделала это. Смогла. Погасила долг Бернстофов. Теперь у оборотней все будет хорошо.

Перед глазами все плыло, как в тумане. Бессонная ночь не прошла даром. Мне хотелось лечь и отключиться, не думая ни о Хольме, ни об артенидах, ни о разбитом сердце. Ни о том, сколько времени понадобится, чтобы завершить остальные фигурки.

— Возьмите.

Я протянула Лукасу ощутимо потеплевшую скульптуру.

Оборотень взял ее с благоговением, которого трудно было ожидать от такого, как он. Странно все-таки. В Хольме сочеталось так много несочетаемого. Сила и мягкость, совесть и беспринципность, грубость и деликатность. Наверное, так уживались две сущности, человеческая и волчья. И сейчас они обе проявили себя. Хольм-человек испытывал радость и надежду, а Хольм-волк — ликование и нетерпение. Я буквально чувствовала захлестывающие Лукаса эмоции, и, помимо воли, все в душе отзывалось на ту кипящую лаву, что бурлила у оборотня внутри.

— Это он.

Голос у Лукаса сел и звучал сипло, как после болезни.

— Клановый артенид. Я чувствую в нем нашу силу.

Хольм провел ладонью по фигурке девушки и посмотрел мне в глаза.

— Леди Изабелла, примите мою благодарность. И я, и члены моего клана перед вами в неоплатном долгу. И я готов оплатить его в любой момент, только скажите.

— Не стоит, лорд Хольм. Мы с вами квиты. Вы спасли мне жизнь, я вернула вам артенид. И я была бы благодарна, если бы вы скрыли мое участие в этом деле от своих сородичей.

— Почему?

— Не хочу, чтобы кто-то узнал о моем даре. Пока я сама с ним не разберусь, лучше не рисковать.

— Что ж, понимаю.

Лукас говорил, а сам гладил пальцами темное дерево скульптуры, и в его глазах все сильнее разгорался беспокойный огонь.

— Прощайте, лорд Хольм. Надеюсь, мы с вами никогда не увидимся.

Я больше не могла находиться в одной комнате с Лукасом. Мне хотелось поскорее избавиться от его присутствия. «Хватит себя мучить. Пора заканчивать эту историю» — согласился внутренний голос.

Из последних сил я поднялась, прошла к двери, распахнула ее и выжидательно посмотрела на оборотня.

— Леди Изабелла, я…

Хольм как-то странно запнулся и сжал в руках фигурку. Я видела, что внутри у него идет борьба.

— Леди Бернстоф, — с трудом произнес оборотень, и в его глазах отразились непонятные мне эмоции. — Я никогда не забуду того, что вы сделали для моего клана, — договорил он и быстро, не прощаясь, покинул мою спальню.

А я с трудом добрела до кровати и рухнула на постель, до невозможности пропахшую разогретой степью и полынью.

***

Он прижимал к груди обретенный артенид и все убыстрял и убыстрял шаг, торопясь избавиться от острого, щемящего чувства, засевшего в душе. Казалось бы, вот она, его мечта! Сбылась, исполнилась, осуществилась. Товос вернулся, и у Красного клана теперь все будет хорошо. И у него тоже все будет хорошо.

Так почему же его так корежит? Откуда взялась эта сосущая тоска? И почему, стоит только подумать о поникшей белокурой головке, как внутри все сворачивается в узел, и хочется броситься назад, прижать к себе Изабеллу и никогда больше не отпускать?

Проклятье! Он грохнул калиткой, чуть ли не бегом кинулся к мобилю, но, взявшись за ручку дверцы, остановился и замер.

Зачем он согласился? Зачем дал это глупое обещание? Сердце захлестнуло тревогой. А если с Беллой что-то случится? Если ее снова попытаются убить?