Леди мэр

Через кустарники он выводит меня на боковую улицу-горбушку, откуда хорошо видна вся площадь.

Тут, почему-то не на виду у всех, а в полном безлюдье, светится черной полировкой и затемненными стеклами казенный «БМВ» Кочета. На этот раз с сопровождением — престижным полицейско-милицейским белым «фордом» из области.

За распахнутой дверцей «бээмвушки» сидит какой-то генерал в зеленой полевой форме, угрюмо отвернувшийся от всех. Его и не видно почти, я различаю только крепкий загривок и щеку в каких-то темных пятнах.

Возле кочетовского экипажа прохаживаются сам Захар Ильич и ухмыляющийся Юлий Леонидыч.

— Ну будет тут тебе сидеть, как байбак в норе, Данила Иваныч, — заглядывает в свою машину Кочет. — Выползай.

— Зачем?

— Буду тебя представлять народу. В виде местного руководящего состава.

— Какой там, на хрен, народ? Состав? Сегодня же выходной.

— У моих подопечных выходных не бывает. У меня, как видишь, тоже. Давай, давай…

Генерал нехотя выбирается из машины, прихватив форменный плащ.

— Ну и на кой хрен весь этот бардак с музыкой? Вы бы еще тут салют устроили… Из ста двадцати стволов!

— Для дела, Данила Иваныч… Для дела… — ласково говорит ему пиарщик, смахивая с генеральского плеча незримую пылинку.

— Все дошло? — шепчет мне Лохматик в ухо.

Дошло…

Поздним вечером Гаша мне рассказывает, что на площади было очень интересно. Военные показали фигурную маршировку, выдали соло на всех своих барабанах, а потом исполняли по желанию публики вальсы и даже знаменитый марш «Прощание славянки».

Похоже, Агриппина Ивановна совершенно не понимала, что это не какая-то славянка с кем-то там исторически прощалась.

Это я сегодня простилась.

С городом Сомово.

Глава третья БОГ ИЗ МАШИНЫ

А у щеколдинских в эту ночь — обвал.

Автоколонна из нескольких грузовых фур из Германии стоит в очереди у ворот за продукцией агрофирмы «Серафима». Тевтоны ни с кем не контачат. Сидят на корточках у своих машин, покуривают.

Командует дальнобойщиками какой-то их мотофюрер Гейнц, из бывших «гэдээровцев», который по-русски шпрехает без всякого акцента.

На территорию их впускают по очереди.

Угрюмый Максимыч сидит на табуретке посреди двора и, опершись подбородком о палку, наблюдает за тем, как при свете прожекторов гастарбайтеры бегом грузят короба с сигаретами в очередную громадную фуру с прицепом. Серафима в рабочей одежде ведет подсчет у фургона. Автопогрузчик отправляется за очередной порцией сигарет, Серафима подходит к Максимычу:

— Пап, ну что особенного у нас случилось? Что ты сидишь как сыч? Ну некогда Захару с тобой толковать. Да и незачем ему тут светиться. Что тебе еще не нравится?

— А вот именно то, расшлепа! Слишком много воли взял твой Захар. Меня что, уже тут и нету? Все мимо старается… мимо… Ну на кой хрен нам этот генерал?

— Да хоть генералиссимус. Отстегивать больше придется… Всего лишь…

— Вам лишь бы отстегивать. А вы его наживали?

— Батя… Батя… Да что с тобой?

— Предчувствия, Симка. У меня такое настроение только один раз в жизни было… В молодости… Казалось бы, ну все нормально… А я точно знал: придут за мной! И спросят.

— Неужто пришли?

— Пришли, доченька, пришли.

— И… спросили?

— Я не дурак. Меня уже там не было.

…Всю ночь мы с Карловной ломаем голову над тем, что теперь делать. Она додумывается первой.

— Я полагаю, Лиз, нам нужно произвести некий публичный акт, выходящий за рамки ординарного. Люди должны увидеть, что вы не сдались.

— Какой, на хрен, акт?

— Подумаем.

В конце концов мы додумываемся.

С утра Кыська крутится вокруг родителя, притащила в мэрию термос с кофе и какие-то бутеры для Степан Иваныча. Как бы от Серафимы.

Тот пожал плечами удивленно. Но Кыську не шуганул, не до того.

Парадный генерал Чернов, держа фуражку на колене, закинув ногу на ногу, восседает на стуле перед тем же столом, перегораживающим кабинет, с той же табличкой «Избирательная комиссия». Степан Иваныч держится вежливо-нейтрально, обе комиссионные дамы в смятении просматривают документы. Шушукаются.

— Есть проблемы? — досадливо морщится генерал. — Рапорт о моей отставке я уже подал по команде. Покуда, как и положено, ушел в неоплачиваемый служебный отпуск. Далее, по-моему, все в пределах гражданских норм и правил!

— В пределах… в пределах, Данила Иваныч.

— За чем же дело стало?

— Оно не стало, — возражает Степан Иваныч. — Просто нам тут надо посоветоваться… по деталям. Поздновато вы… В смысле оформления…

— Ну, советуйтесь… Советуйтесь… А я покуда рекогносцировочку на местности произведу! Честь имею!

Козырнув, Чернов выходит.

Иваныч вздыхает:

— Откуда он взялся? Только что не на танке! С чего его сюда вынесло?

— Степан Иваныч, генералам тоже кормиться надо…

А немыслимо парадный Лыков, в белых перчатках, сторожит высочайшего чина у выхода из мэрии с рассвета. Увидев вышедшего Чернова, печатая шаг, направляется к нему.

— Товарищ генерал-лейтенант, разрешите обратиться?

— Вольно, майор. Ты уже обращался. Как там мой номерок в гостинице?

— Все, что надо, вынесли. Все, что надо, внесли!

— Ну и ладушки.