Кучер и Петровский работают слаженно, в паре, и похожи на сватов, обрабатывающих обалдевшую невесту.
Генерал напряженно сопит, вертя в здоровенных как лопата лапах карандашик.
— По-моему, вы свихнулись, мужики.
— Наоборот… У тебя же критический служебный возраст, Даниил!.. Сколько тебе до пенсии осталось? Два месяца? Ну и что потом?
— Что-то я тебя не понимаю, Захар. Мне было обещано кое-что другое.
— Это он к тому, что сейчас на каждой фирме модно иметь своего генерала, — замечает Петровскому «вице». — Я и впрямь хотел его в Москву в «Экспорт-меха» впихнуть! К сыну… Представительствовать…
— Вот чушь-то несусветная. Ну будет Данила Иваныч там очередным почетным высокооплачиваемым славянским шкафом среди прочей офисной мебели… Среди мехов и нафталина… А тут же — живое дело! А главное, Захар Ильич, ты же его не оставишь?
— Да не чужие же… О чем речь?
— Не знаю, мужики… Не знаю… Как-то неожиданно все. И потом… С кем работать? Я же там никого не знаю.
— Нашел над чем голову ломать! Ты же даже дивизией командовал, да еще какой. Подтянешь резервы из своих отставников.
— И — форсированным маршем! Вперед! Знаменитый генерал на новой службе Отечеству! — дурашливо козыряет Петровский.
— Точно, — подпевает ему Захарий. — Да мы с тобой, Данило, там такое развернем — по всей России греметь будешь!
— Вот это я гарантирую… Насчет греметь…
— Да бросьте вы… Ну я понимаю, если бы на область… В губернаторы… Или хотя бы в вице… Как ты, Захар Ильич. Это еще как-то по чину. Есть прецеденты. А то какое-то Сомово. Там же приличного подразделения не расквартируешь. Его и на карте не видно!
«Сваты» демонстрируют глубочайшее скорбное недоумение.
— Их превосходительство… не понимают, Юлий Леонидыч.
— Не понимает он, Захар Ильич… Не понимает…
— Ну так растолкуйте…
— Это же уже почти что Москва, генерал. До столицы — рукой подать. И опять же — не Москва. Рыбалка — помереть можно! А охота! А красота! Вот так вот выбежать утречком на бережок… Для разминочки… А перед тобой — родимые просторы, — воркует пиарщик.
— А на берегу… Резиденция!
— Какая еще, к чертям, резиденция?
— Которую я тебе построю! И на крыше твой личный генеральский штандарт! Нет, он просто боится, Юлий Леонидыч.
— Не может быть!
— Трусит, — убежденно замечает Кочет. — Тем более что он, видать, уже все для себя спланировал. Ему бы в Сочах кверху пузом лежать. А на то, что Россия, можно сказать, страдает, чихать он хотел. Кончился генерал Чернов!
Генерал поднимается за своим столом и нависает над гостями. Только теперь понятно, что он просто великан перед этими коротышками.
— Ну, будя… Порезвились… Слишком уж вы усиленно из себя мартышек строите. Этот кабинет кукольных спектаклей не любит, — негромко и сурово говорит он им. — Я области слишком многим обязан. А главное, тебе, Захар Ильич. Если бы не ты, у меня в гарнизонах солдатики на одной перловке сидели бы… И у костров грелись… Из-за отсутствия топлива и электроэнергии… Я добро помню… Да и вижу, что вас что-то прижало. Так что, мужики, теперь давайте всерьез. Что там у вас стряслось-то?
Кочет оборачивается на пиарщика.
— Это не у меня… Это у него… Ты-то хоть на этот раз что-то гарантируешь?
— Нужен сверхмощный, абсолютно неожиданный, эмоциональный удар! Как бы «гром победы, раздавайся!».
— Какой еще, к чертям, гром? Хватит мне тут темнить! Раскладывайтесь!
А в Сомове про то, что Зиновия уже нету в городе и он умотал по трассе не то на Москву, не то на севера на своем крутом «судзуки», с рюкзаком на багажнике, в самом неизвестном направлении — никто ни гугу.
Кроме нас, конечно.
Пущен слух, что Зюнька агитирует за себя среди браконьеров на тонях в районе Кобыльей гривы.
Уже два дня, как Ирка Горохова перестала блеять по городскому радио — как мать, и как жена тож…
Зато почему-то к микрофонам вытащили ветеранов еще той, главной войны, которые еще остались в Сомове в живых. Ветераны вспоминают про Сталинград, Курскую дугу и Берлин… Иногда плачут…
На радиостудии беспрерывно крутят военные песни, типа: «Вставай, страна огромная…» и «В прифронтовом лесу»…
И почему-то усиленно занялись маршалом Жуковым, который к нашему Сомову абсолютно не причастен. Крутятся какие-то старые пленки из архива, в которых мемуарно вспоминается, что маршалу не дали повести страну после войны на гражданке нужным путем. И всячески поминаются нынешние опогоненные главы губерний и городов.
Которые в новых условиях…
Но с армейской закалкой…
Железной рукой…
Искореняя…
Воздвигая…
Добиваясь…
И тому подобное…
По агентурным донесениям от уборщицы из нашего отеля «Большая Волга», пиарщик Петровский абсолютно невозмутим. Ест, пьет и играет сам с собой в шахматы. Его Виктория куда-то исчезла.
В воскресенье я выхожу сама и вывожу штаб в «люди». То есть на центральную площадь, примыкающую к набережной.
Каким-то чудом у нас в Сомове все еще сохранилась эта традиция — по выходным дням при хорошей погоде весь город сползается на площадь. Себя показать и людей посмотреть.