Леди мэр

— Заявление на имя Степана Иваныча… Отказное… Гражданин Щеколдин З. С. снимает себя с дистанции.

— Что будем делать, пиар?

— Пока ничего.

— Как это? Похоже, он нас всех раком поставил. Лизка всю его публику под себя подгребет. Безвыходное положение.

— У меня безвыходных положений не бывает. Пока главное, чтобы эта новость не пошла гулять по городу. Для всех — он еще здесь, понимаете? Ну мог он на пару дней отправиться на ту же рыбалку… Слушайте, Горохова! Он вам хотя бы что-то сказал?

— Да я вон только посуду к ужину ставить стала… Влетел… Глаза психовые… Гришку поцеловал, вот на эту фотографию Маргариты Федоровны глянул и сказал: «Чао, мутер!» И на лестницу. Я за ним, остановить хотела… Не остановился… Вот — мне в глазик! Я сама себе ничего объяснить не могу.

— Ну, объяснения — это ваше дело. С меня хватит факта! Фрол Максимыч, мне из гостиницы надо кое-какие звоночки выдать. Не службу же спасения нам теперь вызывать? Ибо сказано: врачу, исцелися сам…

— Ну, исцеляйся, пиар, исцеляйся… Покуда я тебя… не исцелил… — Старец больше не замечает уходящего спеца, внимательно рассматривает голоногую Ираидку. — Ах, Зиновий, Зиновий… Какую автобиографию сам себе сгубил… Да и тебе тоже… Значит, Ираидка, ты раньше ни о чем и не догадывалась?

— Мудила… Как мешком из-за угла.

— И куда его унесло — не ведаешь? Ну, может, он хоть намекал на что-то…

— Нет. Я честно, дед. Да я бы его сейчас сама по стенке размазала… Мотоцикл этот сраный из «ракушки» во дворе выкатил… И — лататы!

— Ах, поговорить бы с юношей… Поговорить…

Максимыч поднимается, собираясь уходить. Горохову как пружиной подбрасывает:

— Эй! Эй! А мне что делать, дед?

— А делать тебе тут, Ираидочка, больше совершенно нечего. Это ты совершенно справедливо понимаешь.

— Ну ты хоть деньги какие-нибудь оставь. У меня же ни черта нету. Я смотрела… Он все выгреб…

— Корыстна ты, Ираида, и сребролюбива. Какие деньги у старичка-то? Нехорошо… Ох, нехорошо… С кормильца спрашивай… Все с него… С Зюньки-то… Ты нашарился, Чунечка? Ничего, значит? Пошли, сокол мой ясный.

Когда они ушлепывают, Ираида запирает за ними двери, задирает юбку и вынимает из-за резинки чулка пачку денег.

— Ну хоть на это совести хватило… Не выгреб…

Горохова привыкла все просчитывать молниеносно. Вытаскивает из-под стола уже полузагруженную сумку, швыряет в нее деньги, выходит в переднюю, надевает плащ, косынку, возвращается за сумкой, спохватившись, загружает столовое серебро. На порог из боковой двери выходит сонный Гришка.

— Вот черт… Ты почему еще не спишь?

— Вы уезжаете, тетя?

— Выходит, что так… Так выходит… Ты пойми, куда мне с тобой, парень? Никуда мне с тобой… Вот устроюсь… и вернусь… Вы куда с Кысей завтра с утра собирались?

— В кино… На «Бэтмена»…

— Вот ей все и скажешь. Они там все Щеколдины. И ты у меня Щеколдин. А я вернусь… Я… быстро… вот увидишь… я быстро…

— В командировку, да? Как мама Лиза? Вы же мне говорили…

— Что я говорила? А, ну да… В командировку, в командировку… Погоди-ка!

Горохова хватает ручку, выдирает лист из блокнота, быстро пишет. Протягивает записку Гришке:

— Вот здесь все написано. Для дяди Степы и тети Симы. Когда Кыська придет, ты ей покажи вот это. Не забудешь?

— Нет. А что там написано?

— Они поймут. С них не убудет. И прости меня, Гришенька… Прости…

У Ираидки все-таки что-то срабатывает. В глубине души. Если, конечно, там что-то еще осталось. Она опускается на колени, целует его, обнимая.

— Вы, что ли, плачете? А зачем?

— Так выходит… Ты иди спи… Ну, иди! Пожалуйста…

Кристина торчит в сиренях на своем скутере в Зюнькином дворе. Она и видит, как сматывается из Сомова Ираида Горохова, волоча набитую сумку на колесиках и две новые шубы на плече, норковую и из чернобурки.

Успела, значит, тряхануть Зюньку и к зиме затариться.

Кыся неторопливо следует за ней до вокзала. Электрички уже не ходят. Так что Горохова подсаживается в первый же пассажирский поезд Архангельск — Москва.

А Лыков и Ленчик, патрульно прочесывая ночной город, вдруг видят из своих «Жигулей», что под картонным Зиновием сидит Гришка в ночной пижамке, но с рюкзачком за плечами и упорно борется со сном, то и дело роняя голову в коленки. Лыков выбирается и приседает на корточки перед Гришкой.

— Здорово, Григорий.

— Здорово, Лыков.

— Ты как здесь оказался?

— Я шел… шел… к папке… и дошел… Он, как выпьет и из дому уйдет, всегда с этим дядей картонным разговаривает… Придет скоро…

— Хм… И не страшно было?

— Ты что, Лыков, не знаешь, как надо? Надо не жмуриться и говорить: «А мне не страшно… А мне не страшно…» Меня мама Лиза научила…

— Выходит, папки дома нету?

— Ага… Они там ругались, ругались… И он ушел… Сказал: «Все… Я сваливаю!» И ушел…

— Хм… Как интересно… А где… Ираида? Анатольевна?

— А она в командировку уехала… Вот с такой сумкой… И вот с таким чемоданом… И свои новые шубы унесла…

— В командировку, значит. Еще интересней. А ты, значит, один в доме остался?

— Ага… Я мультик посмотрел на кассете… Про Тома и Джерри… А потом смотрю — там такой замочек, с ключиком изнутри… Я его — щелк! И все!

— Ну и куда ты направляешься?