А у меня на подворье с утра большой шухер. Агриппина Ивановна с утра жжет на всякий случай в саду упаковки. А я все еще разбираюсь с совершенно непонятными кабелями, шнурами, проводами. Между прочим, неизвестный доброжелатель даже писчей бумаги мне по сиротству подкинул — сорок пачек «4x4».
— Гаш, что делать-то? Компутер от розетки в кабинете зафурычил, а принтер нет. Ну а вот это куда втыкать?
— Вот Артур Адамыч придет… Лохматик… Сами не разберутся, так мужиков позовут. Что ты прыгаешь? Мужики знают, что и куда втыкать.
В ворота въезжает на скутере своем Кыська, Зинка-Рыжая сидит за ее спиной, с футляром каким-то.
Зинка сообщает:
— Мобилу мы купили в универмаге. Только удивились: «Откуда у вас такие деньги? Да почему?» Вот сдача.
Я вынимаю из футлярчика прехорошенький мобильный телефончик.
Кыся успокаивает:
— Все в ажуре. Проплачено. И пищит. Тетя Лиза, а откуда все это роскошное барахло?
— Много будете знать — скоро состаритесь, мокрохвостки. Откуда? Откуда! Господь послал… — крестится Гаша.
— Что еще делать надо? Таскать плоское? Катать круглое?
— Давайте бумагу. На веранде ложьте. Мы на ней портретики Лизаветины печатать будем… с нужными призывами!
— Ага…
Я смотрю вслед моим девчоночкам, и что-то мне не по себе:
— А действительно, Гаш. Откуда? От кого? И почему втихую? Ночью?
— Да от твоего же… мухомора. Сон-то в руку. От кого же еще?
— Не поверю. Нет, не верю.
— А вот это все что? Железяки эти? Даже деньги. Кошка намяукала? В открытую ты б его и близко к себе не подпустила. Ну вот он тебе и темнит. «Неизвестный доброжелатель». Ну некому больше, Лизка, некому.
— Зачем?
— Да, может, он тебе приличную автобиографию обеспечить хочет? Даже без себя! Совесть заговорила. Даже у мужиков такое случается! А там… как повернется. Сегодня — оно все так, а завтра — ничего такого.
— Да не будет у меня с ним никакого завтра! И он это прекрасно знает! Думаешь, я хоть когда-нибудь забуду, как он с этой Марго на ее швейцарской вилле развлекался…
— Ну чего ты все в этой своей болячке ковыряешься? Может, он сам эту свою Марго тысячу раз проклял. Ненормальная ты у меня все-таки. Ну хоть «спасибо» ты ему сказать можешь? Ну он с тобой по-нечеловечески, так ты что? Тоже такая? Ну не хочешь видеть, так вон телефон у тебя теперь шикарный. Скажи три слова. Убудет с тебя?
Я долго раздумываю, потом все-таки натыкиваю знакомый номер на мобильнике.
— Москва? Корпорация «Т»? Коммутатор? Узнала, Сонечка? Да я это… я… Да нет, не собираюсь. Дай-ка мне господина Туманского. Отключил все телефоны? Тогда Элгу Карловну. И эта не может? Ну, позже так позже. Нет, передавать ничего не надо! Да хорошо у меня все! И девчонкам скажи. Все прекрасно! И у вас прекрасно? Какое совпадение! Работают они, Агриппина Ивановна. Неустанно куют как еврики, так и рублики. От тугриков тоже не отказываются.
— Ты зубы-то не скаль. Ну, пересиль себя. Резиденция-то твоя бывшая… с час езды автобусиком. Да и пешочком пройтись — не заржавеешь. Снеси ему хотя бы «спасибо». Ну чего смотришь? Не хочешь в открытую, так у тебя там лошадь стоит на конюшне… И ты как бы к ней пришла. Навестить. Промять там. Сколько ты ее не видела? Аллилуйю свою?
— Да ни за что!! — ору я истошно.
Может быть, я бы еще и не так орала, если бы знала про то, что там творится в Москве и почему корпоративные девахи так и не соединили меня сердобольно ни с моим Сим-Симом, ни с Элгой.
Бардак творится в славной корпорации «Т»! Да еще какой!
Из кабинета Туманского, где слышны дамская ругань и взвизги, пулей вылетает в свою приемную взбешенная Элга. Кузьма за ее столом читает какой-то журнальчик. Карловна шипит на него как рысь, скаля свои прекрасные клыки, и, выдернув журнальчик, отправляет его в угол.
— Хорош начальник охраны! Выгони ее к чертовским матерям!
— Спокойно… Спокойно… Где она?
— Там!! Ты представляешь? Она попробовала мне приказать! Чтобы я несла ее поганые чемоданы! Эт-та шлюха…
— Только спокойно…
Кузьма, ухмыльнувшись, идет в кабинет Туманского. И с ходу спотыкается о кучу чемоданов, наваленных у дверей. Прекрасно-загорелая, мощно оттренированная на корте и в бассейне, гренадерского росточка дама в модном рваном тряпье, типа Золушка до королевского бала, то есть бывшая издательница Маргарита Семеновна Монастырская разглядывает фотопортрет первой жены Туманского, то есть Нины Викентьевны, на стене.
— Ты откуда взялась, Маргуша?
— А… Кузьма. Оттуда. Авикомпания «Люфтганза».
— Ну и что ты тут делаешь?
— Да вот, смотрю. Повесил, значит, Туманскую номер один, стервец. Смотрю и думаю — Нина Викентьевна Туманская… Нинель наша… вечно молодой так и останется. Что значит, прости господи, помереть вовремя. А тут на одних массажистах разориться можно. А где Семен?
— На переговорах в Хаммер-центре. Скоро будет. На кой черт он тебя из твоей Швейцарии вытащил?
— Он не тащил, я сама притащилась. Забыл, что ли? Марго Монастырская приходит без приглашений. Правда, уходит тоже.
— Учуяла, что рядом с Сенькой никого больше нет? Ты же как кошка, всегда унюхивала, кто плохо лежит.
— А он плохо лежит, Кузьма?